Ярослав Мудрый. Историческая дилогия
Шрифт:
— У Марея был такой же.
Посельники притихли.
— Я хотел бы встретиться с вождем племени Сиворгом.
— Жрец примет внука Марея. Мы проводим тебя.
Посельники довели Тихомира до самого крыльца, над коим висел деревянный божок Световид. Всё тот же пожилой воин, прислонив копье к стене жилища, произнес:
— Я доложу вождю.
Вскоре он вышел и сказал:
— Верховный жрец молится. Жди, внук Марея.
— Меня зовут Тихомиром.
— Богам твое имя будет нравно.
Вскоре Тихомир вошел в жилище жреца. Сиворг восседал в кресле,
— Ты похож на Марея. Как здоровье твоего деда?
— Моего деда не стало три пролетья [186] назад. Его душа унеслась к богам.
— Жаль, — откровенно посочувствовал жрец, и в эту минуту в жилище вождя не вошел, а вбежал раскрасневшийся Урак.
186
Три пролетья— три года назад.
— Слава богам, Свигор! Ты жив!
— В чем дело, старейшина? — нахмурился жрец.
— Это человек ростовского князя Ярослава, коему он служит верой и правдой. На совете жрецов Тихомир с позором изгнан из волхвов. Он подлый перебежчик! Он…
— Остановись, Урак… Ты и вправду пришел ко мне от Ярослава?
— Да. Но я пришел с миром.
— Он лжет!
Свигор вновь остановил Урака движением руки.
— Тебя изгнали из волхвов?
— Да.
— За какую провинность?
— Волхвы поручили мне убить Ярослава, но я не решился погубить человека.
— Воля волхвов — закон! — жестко произнес Сиворг и поднялся из кресла. — Ярослав — наш заклятый враг. Он уничтожает капища святых богов. Ниц, гнусный переметчик!
Но Тихомир в жизни не падал «ниц».
— Ниц! — сорвался на крик Сиворг.
— Я прошу выслушать меня.
— Не хочу тебя слушать… Вои! Скрутите его и киньте в жертву священной медведице!
Глава 22
ПОХОД В БУЛГАРИЮ
Через три недели, так и не дождавшись возвращения Тихомира, князь Ярослав двинулся в поход к Булгарии. В наместниках Ростова он оставил сотника Озарку, недавно возведенного в боярский чин.
Сотник Горчак негодовал:
— И Озарко и Бренко ныне в боярах красуются. А скажи, Додон Елизарыч, чем я хуже? В сотниках десятый год хожу. Обидно! Аль, я в сечах за спины хоронился?
— Хромыга наш не на твой меч смотрит, а на твой черепок и нрав. Кумекает, что умом ты не блистаешь, а нравом спесив. Таких людей Хромыга не почитает.
— Ну, ты, Додон Елизарыч, уж тоже скажешь. Остолопов в сотники не ставят.
— Да ты не серчай на меня, Горчак. Серчай на Хромыгу. Не он ли приказал всем дружинникам за богослужебные книги взяться. Уж, коль под рубахой крест носишь, будь любезен и христовы книги познать. А ты от Библии нос воротишь. Какой же ты служитель Господа и Богородицы, хе-хе.
— Да в этой Библии черт ногу сломает. Не по сердцу мне все эти христианские премудрости.
— Во-от!
Язвили, злопыхали, а князь вовсю готовился к походу.
За два дня до отплытия к нему пришел новоявленный боярин Озарка.
— Оставляешь ты на меня град Ростов, княже, а сколь дружинников мне дашь?
— Малую толику, Озарка. Два десятка. Но беды особой не жди. Не думаю, что посельники Медвежьего угла на Ростов навалятся. Но на всякий случай будет у тебя и местная ростовская тысяча в челе с Буданом. В сотоварищи же тебе даю Колывана и Горчака. Один уж далеко не воин, стар, а у сотника что-то с рукой приключилось, ни меча, ни копья не поднять. Ранее ты с ними, кажись, не ссорился, но будь в своей власти тверд. Пресекай малейшее неповиновение. Ты — княжий наместник!
— Добро, — кивнул Озарка, хотя к Колывану он питал некую неприязнь, но не стал об этом заявлять князю…
Ранним утром дружинники по сходням, переброшенным на борта пристаней, проходили в ладьи и усаживались на скамьи, прочно прикованные к настилу трюма.
Кормчие уже стояли на своих местах, у кормил, готовясь к кличу: «Поднять якоря!»
Последним, простившись с Березиней и сыном, на корабль взошел Ярослав, и тотчас судовые ярыжки сбросили с колод пристаней причальные петли канатов.
Ладьи пошли в сторону реки Вексы. Ярослав стоял на корме и махал рукой Березине, коя находилась на причале, держа за руку Святослава. Из ее погрустневших очей выступили слезы.
— В добрый путь, любый мой, — шептала она. — Да помогут тебе боги возвратиться со щитом. [187] Я и сынок очень будем тебя ждать, любый наш…
Ярослав хоть и не слышал слов Березини, но у него отчего-то худо стало на сердце, и ему захотелось крикнуть: «Лада моя, береги себя и сына!».
187
Возвратиться со щитом— победителем, на щите— погибшим, побежденным.
Но корабли были уже далеко.
Вскоре суда вышли к Вексе, а затем и к Которосли, коя приведет дружину к Волге и Медвежьему углу.
Ярослав находился на второй ладье и, стоя на высоком носу, увенчанном резным и ярко расписанным драконом, вновь подумал о Тихомире:
«Что с ним произошло? Он не должен заблудиться. Он, как никто, отменно знает лес. Угодил в звериную яму-ловушку с острыми кольями, кои ставят на туров и вепрей охотники? Такое случается. Ловушки скрытно забраны тонкими сухими жердями и запорошены мхом или листвой. Неужели Тихомир погиб? Жаль парня. Хотелось бы подробнее узнать о племени селища, но покуда не удалось. Вылазки на крутояр не будет. Не стоит терять время. Племя же не осмелится напасть на ладьи».