Ящик Пандоры
Шрифт:
В третий раз он позвонил без четверти девять. Уже из дома. Просил перезвонить ему, когда я вернусь. В любое время. Он будет ждать.
Он снял трубку мгновенно.
— Пандора, — с облегчением сказал он.
Никаких вопросов. Он не допытывался, почему я не пришла. Единственное, что ему было нужно, это знать, что со мной ничего не случилось.
Я не дала ему продолжать. Я сказала, какой он замечательный человек. Как я за все ему благодарна. Но больше я встречаться с ним не могу.
— Простите меня. Это была моя ошибка. Пожалуйста,
А потом я снова пошла в душ, чтобы шум воды нарушил эту невыносимую тишину.
Лицо Джона упорно стояло у меня перед глазами. Я вспомнила, каким счастливым он выглядел, когда я впервые поцеловала его. Сейчас мне было мучительно об этом думать. Гари прав — я нисколько не люблю Джона. Мне просто почудилось.
Но играть с ним я тоже не хотела, ни единой минуты. Я сама себе морочила голову. И больше так продолжаться не могло.
Я вылезла из душа и взглянула на себя в зеркало. Мне показалось, что мое тело изменилось. Я стала совершенно другой женщиной. Даже воздух, которым я дышала, словно стал острее.
Лежа в постели, я вспоминала Троя каждой клеточкой своего тела. На руке у меня остались синяки — так сильно он сжимал ее. Я вдруг припомнила, что у Лори на руке были такие же в Валентинов день, и мне стало тревожно.
Я закрыла глаза и попыталась представить будущее, но в голове ничего не возникло. Меня вдруг охватил страх. Я знала, что все это чистое безумие. Мы виделись только три раза. Мы даже не разговаривали. У нас нет ничего общего. И все это не имеет никакого значения. Таких чувств я не испытывала никогда в жизни.
И пусть это безумие — я не отступлюсь. И если все рухнет, я как-нибудь справлюсь. Но ничего не рухнет. Когда чувствуешь такое, это невозможно.
Лори
Она говорила мне что-то и замерла на полуслове — это он, посмотрев по сторонам, увидел ее. Они идут навстречу друг другу.
— Привет. Меня зовут Трой.
— Привет, Трой. Я Пандора Браун.
Меня он в упор не видит.
— Какое красивое имя. Из греческих мифов.
— У вас тоже.
Он касается ее руки.
Я не могу вылезти из кровати. Не могу пойти на работу. Звоню в агентство и говорю, что больна. Ящик не верит. Мне надо быть там, но я не могу. Она догадается. Узнает.
Я боюсь пошевелиться. Сижу, сжавшись в комок. Трой не звонит. Раньше такого не случалось.
Напоследок он сказал ей, что зайдет и занесет свои фотографии. Этого допустить нельзя. Я должна узнать, когда он придет, должна быть там, чтобы не оставлять их наедине.
Но я не могу сползти с этой гребаной кровати.
Трой говорил, что я как паровой каток, перееду кого угодно, чтобы добиться своего. Но сейчас переехали меня.
Я добредаю до стула. Выглядываю в окно. Потом нахожу водку, оставшуюся с Нового года. Зальем горе.
Вынимаю все подарки Троя — серьги,
Разглядываю наши с ним фотографии в альбоме.
Мы встретились впервые во Флингсе. Он подошел ко мне, и я сразу поняла, как это будет, едва он коснулся моей руки.
Вечер у «Вольфганга Пака». Он попросил официантку принести немного сырого теста для пиццы, из которого вылепил две фигурки — мужскую и женскую. И положил их на стол. Снизу женщину, сверху мужчину. Мы не стали ждать, когда нам подадут еду.
Отель «Кембрия», День поминовения. Окно открыто, ветер развевает занавески. Трой рвет для меня цветы на обочине.
Первая съемка, на которую я пришла. Автокатастрофа для фильма о Джеймсе Бонде. Машина свалилась с моста прямо в воду. Я решила, что Трой погиб, так долго он не показывался из воды. Потом он смеялся надо мной, называл меня «деткой». Я ненавидела это — смотреть его трюки — и все-таки приходила каждый раз.
В субботу у него опять съемка, трюк для фильма Эдди Мерфи на мосту на 6-й улице. Я поеду туда, как в старые добрые времена, и все будет хорошо.
Я повторяю это себе снова и снова. И снова глотаю водку. Когда же, наконец, исчезнут их лица, на каком глотке.
Воспоминания о том, чего больше нет, похожи на похороны.
Звонит мать.
— Ты должна была привезти мне продукты. Сегодня пятница. Тебе наплевать, что я голодаю.
Я еду покупать эти чертовы продукты, привожу их к ней домой.
Она листает альбом с фотографиями, показывает мне:
— Это мы с твоим отцом, когда ездили на Барбадос. Посмотри, как он был хорош. В отеле проводили танцевальный конкурс, и мы его выиграли. Он говорил мне, что я такая грациозная, что могла бы выступать на сцене.
Она проливает на себя выпивку и начинает рыдать.
— А теперь, что он сказал бы теперь, глядя на меня?
Уставившись на меня, она тычет в меня пальцем:
— А ты, ты вообще разбила бы ему сердце. Он так гордился тобой. А если бы он увидел, как ты одеваешься, как разговариваешь, то сгорел бы со стыда.
Я смотрю на фотографию отца. Наши глаза встречаются. Ты сдох, а я живехонька, вот что приходит мне в голову.
Там есть еще одна фотография, внизу, на той же странице. Это я в десять лет. Я хочу вызволить ее оттуда, не желаю даже на фотографии находиться рядом с отцом.
— Можно мне взять вот эту?
Мать пожимает плечами:
— Бери, бери.
Ей по фигу, останется у нее моя фотография или нет.
Я отдираю снимок от листа, и там остаются четыре пятнышка от клея. Теперь отец в полном одиночестве.
Дома разглядываю фотографию.
На мне балетная пачка, расшитая блестками, на голове — маленькая корона. В этот день был балетный спектакль. Я счастлива, как никогда в жизни. В классе я лучше всех танцевала, и учительница доверила мне сольное выступление.