Ящик водки. Том 2
Шрифт:
— Небось сейчас предприниматель, из Японии не вылазит.
— А еще был бассейн на пароходе, но редко удавалось там поплавать: все и так пьяные, и еще ж морская болезнь — непременно кто-нибудь блеванет. И вот плывет по морю круизный пароход, а в пустом бассейне блевотина плавает… И еще нас свозили в Диснейленд. А зачем он мне? Детей бы свозить — но этого, думал я, конечно, не будет никогда. Мы тогда не знали, что будем то и дело летать в Париж и что там построят точно такой же Диснейленд…
— А ты возил туда детей?
— Само собой.
— И я возил. Никакого восторга!
— А мои — довольны остались…
— На моих не действует. На них
— Знаю, да, был.
— «Парк Юрского периода», «Челюсти», «Назад в будущее», «Терминатор»… Вот это больше понравилось. А Диснейленд — это, говорят, детский сад, неинтересно. Может, это потому, что я их взрослыми возил? Одной было лет пять, а другой шестнадцать. Это было лето 85-го года…
— Ври, да не завирайся: не 85-го, а 95-го.
Из заметок про Японию
«Вот уж свезло так свезло. Потом, еще годы спустя, бывало, не раз всю ночь напролет я рассказывал про ту поездку благодарным слушателям, которые смотрели на меня горящими глазами, открыв рты. Люди, затаив дыхание, рассматривали рекламные проспекты, к примеру, японских кухонь, — этой бесплатной макулатуры я оттуда привез полчемодана. Почти все эти яркие альбомы с картинками чужой блестящей модной жизни мои гости, не сумев удержаться, незаметно растащили: чтоб иметь дома доказательство того, что хоть где-то бывает настоящее материальное счастье для всех.
…По поводу того, что в Москве теперь в очередной раз прошла мода на японские рестораны, а суши в «Шогуне» на втором этаже «Балчуга» лучше, чем в манхэттенских заведениях, можно сказать словами восточного умника: мудрый познает мир не выходя из своего двора.
…Как же вовремя я съездил туда! Какой это прекрасный опыт! Какие улыбки он теперь вызывает! Я, к примеру, восторгался в Японии светлыми и чистыми ночными магазинами, простодушно полагая, что мы до самой пенсии будем покупать водку в неурочное время исключительно у таксистов. Мне не верилось в возможность изобилия товаров в России, и через год после возвращения из Японии я с огромным трудом достал дефицитный цветной телевизор, причем советский. Идя в три часа ночи по какой-то токийской улице, я с умилением смотрел на местных пролетариев, которые укладывали асфальт задолго до наступления часа пик… Да наших, — восклицал я, — разве ж выгонишь ночью пахать?! Как много и как быстро всего сбылось! Просто на удивление…
А многое-таки не сбылось. Я так и не увидел у нас ничего похожего на того высохшего японского дедушку, который был у нас переводчиком. Его звали Хироши Какиути. Старик сразил меня сообщением о том, что получает три пенсии. Одну — от государства, просто за свою старость. Другую — от фирмы, в которой служил лет пятьдесят или шестьдесят. А третью — от императора: за то, что пошел на войну умирать за него. Умирать? Да он даже не успел до войны доехать, как та уже кончилась! Ну и что, он ведь на полном серьезе отправился на фронт, и не его вина, что вместо передовой он попал в советский лагерь… Император все равно благодарен. Так я понял, что такое великая держава и как она себя ведет по отношению к своим солдатам…
…Помню еще одну сразившую меня мысль. Все, что советский человек скапливал за всю свою жизнь, — все тряпки и шкафчики, и книжки, и черно-белый бледный телевизор, и даже квартиру — все это можно было купить на одну-единственную японскую месячную зарплату! Да, и квартиру включительно: двухкомнатная в центре Москвы в те времена вставала тыщи в две долларов…
…Свитер,
…Даже в самом центре Токио воздух неправдоподобно чист. Наш самый читающий в мире читатель запомнил байки про токийских полицейских, которые-де несут службу в противогазах, чтоб не задохнуться, — это все равно, что рассказывать про гуляющих по Красной площади медведей.
…А если нам вдруг изобилие и жизненные удобства, чтоб было? Сделались бы мы богатыми — но стали бы автоматически такими же добродушными и приветливыми, как японцы? Смогли бы так же вежливо общаться с людьми на улице, в магазине, в конторе? Смогли бы так же беспечно оставлять на улице велосипеды и машины? Удержались бы от расхищения справочников из телефонных будок? От нацарапывания в публичных местах разных незатейливых текстов? И сможем ли мы, разбогатев, сидеть в ночном заведении часов до трех — без широкомасштабного потребления алкоголя, без швыряния денег, без гудежа и балдежа? Не окажемся ли мы в результате похожими не на свободных богатых людей, но — на внезапно разбогатевших лакеев, хамов?
…Там я впервые подумал, что японцы похожи на насекомых. К примеру, на муравьев — те тоже трудолюбивы, старательны, педантичны. Или — на пчел: те тоже трудяги и, если надо, камикадзе. Бесстрастность — по крайней мере внешняя — тоже черта сходства с насекомыми.
…Подумал и про НЛО: куда уж нам с инопланетянами контактировать, когда с близкими — рукой подать с нашего Сахалина — японцами нам трудно договариваться! Едва ли можно любить чужое, принципиально иное, не наше… Боюсь, инопланетяне нам покажутся скучными с самого начала. Очень мало у кого достанет терпения изучить их обычаи и письменность, которая едва ли проще иероглифов…
…Когда мы вернулись из Японии, Владивосток показался таким бедным, серым, простеньким, что виделся не городом даже, а всего лишь поселком городского типа».
Свинаренко: — А под самый Новый год, 29 декабря, я нанял машину в Мострансагентстве и перевез свои немногочисленные вещи в новую квартиру.
— О-о-о! А у меня это случилось в 91-м. Первая квартира.
— Въехали, расставили все… И после долгие годы привыкали жить в двух комнатах. Потому что одна казалась лишней, запасной. Особенно при наличии собственной, без соседей, большой кухни. Значит, в большой комнате живем, а меньшая — так стоит. Придет кто-нибудь в гости, выпьем самогонки, идем по квартире. Человек спрашивает — а тут у тебя что? Тут? Ну, это… а, кабинет! Ни хрена себе, кабинет у человека… А там стол стоит, который я с помойки притащил. И табуретка с коммунальной кухни.
— А в 89-м ты еще писал, наверно, от руки.
— Не, не. К тому времени только на машинке. Где-то так с 82-го. У меня было две машинки пишущие, обе — «Москва». Одна железная, другая пластмассовая. Не как у тебя — импортная.
— У меня да, за 180 рублей.
— А у меня обе советские и бэушные были. Одну на литр коньяка я сменял, а другую не помню на что.
— А за PC ты когда сел невылазно?
— Это в 90-м. Яковлев выжигал старые порядки каленым железом — чтоб не было ни одной машинки, ни листа бумаги в редакции. Вот и пришлось осваивать… Хотя — в 89-м у меня был серьезный шанс сменить профессию. Тогда в «Комсомолке» образовался коммерческий отдел. И туда ушел мой начальник — Сунгоркин.