Ясные дали
Шрифт:
Я вскочил и схватил ее за руку:
— С ума сошла? Все спят. Замолчи!
— О, прославленный брат мой! Я прервала ваши мысли, направленные на процветание искусства! Приношу тысячу извинений!.. — Тоня церемонно поклонилась, касаясь рукой пола, потом горделиво выпрямилась, уперев руки в бока: — Поздравь: я победила.
— Кого? — спросил я недоумевая.
— Андрея Караванова. Только сейчас у лестницы он объяснился мне в любви. Видишь, а ты не верил!.. Теперь он у меня вот где. — И она как будто со злорадством сжала кулак. — Зажму его — и не трепыхнется: что захочу, то и сделаю… — Она села на табуретку и рассмеялась. — Смешные
Сообщение Тони не обрадовало меня. «Никиту покорила, летчика покорила, теперь новый объект будешь искать?» — хотел я спросить, но раздумал.
— Ну, и что же дальше?
Ликование ее сразу пропало, она как будто стала вся меньше, присмиревшая, придвинулась ко мне плечом к плечу, немигающе уставилась в одну точку — на крышечку, прыгавшую над бурлящим чайником на примусе, — проговорила печально, каким-то обреченным голосом:
— Выйду за него замуж. Так будет лучше. — Грустная улыбка раздвинула ее полные губы. — Он замечательный… Еще тогда, в вагоне, я поняла, что выйду за него замуж. Бывает же так…
— Значит, бросишь институт?
— Почему?
— Не знаю. Всегда так: выйдут замуж и учебу бросают. Ребятишки пойдут… писк, пеленки…
Тоня рассмеялась, чуть привстав, сняла чайник с примуса.
— Беспокоишься? Не бойся. Я не пропаду. Даже если двойняшек рожу — учиться не брошу. Ты будешь водить их за ручки по бульвару. Тебе это пойдет: известный киноактер с двумя хорошенькими куколками…
— А как мама? — перебил я ее.
— Будет рада. Любая мать только и мечтает, как бы поскорее сбыть с рук свою ненаглядную дочку. Ты ей ничего не говори пока, я сама скажу. Завтра Андрей придет с официальным визитом… просить моей руки. А ты думал как? — она опять засмеялась: роль невесты, видимо, забавляла ее.
В воскресенье утром явились Андрей с Афанасием, выбритые, перетянутые скрипучими ремнями, в зеркально блестевших сапогах. Я встретил их в кухне. Они вышколенно, как по команде, откозыряли; Афанасий, как и полагается, вручил Тоне букет сирени. Обмениваясь рукопожатием с Андреем, мы затаенно улыбнулись — понимали трудность его роли, роли жениха.
В комнатах было убрано — невеста постаралась для такого случая. Мы с Андреем сели на диван, Афанасий с Тоней — на стульях возле нас; мать, еще ничего не знавшая, но по намекам дочери догадавшаяся о большом и важном событии, с беспокойством ходила из комнаты в кухню — собирала на стол чай.
Андрей, да и мы с Афанасием оттягивали решающий момент объяснения с матерью и вели беседу совсем о другом.
Я спросил Андрея Караванова о событиях в Испании, вспомнился порыв отправиться туда воевать. Андрей вдруг заволновался, встал, сел, опять встал, налил из графина воды в стакан и выпил большими жадными глотками; глаза на побледневшем лице стали ярче, горячее; казалось, он не в силах был говорить — волновался…
Мы по газетам знали, что гитлеровские войска захватили Австрию, кромсали, как хотели, Чехословакию, помогли мятежникам генерала Франко накинуть петлю на шею Испании; мужественная
Андрей торопливо проговорил, лихорадочно сверкая глазами:
— Немецкие самолеты неплохие, их было много там, но мы сбивали их, жгли. Они пылали, врезаясь в землю, — один, другой, пятый, двенадцатый!..
Тоня остановила Андрея:
— Ну, чего ты? Успокойся. Стоит только сказать про Испанию, прямо горит весь, места себе не находит. Сядь.
Он взял ее руку и приложил к своему лбу. Но, вспомнив, что они не одни здесь, опустил и улыбнулся застенчиво.
«Куда теперь повернет Гитлер свои войска? — спрашивал я себя. — Не к нам ли, в Советский Союз?»…
Наступила пауза. Надо было начинать наконец тот щекотливый разговор, ради которого пришли Андрей и Афанасий.
— Не тяни, Андрей, — сказала Тоня, когда мать появилась в комнате и встала у стола, как бы в ожидании. — Не убьют же тебя за это. — И тут же объявила сама: — Мама, мы решили пожениться. Он пришел сказать тебе об этом.
Вспомнив свою роль свата, Афанасий оживился, встал и подхватил мать под руку:
— Так вот, Татьяна Александровна! Я как представитель его, Андрея Караванова, интересов, а сын ваш, Дмитрий, представляющий интересы сестры Антонины, пошли на взаимные уступки и договорились соединить их, то есть Андрея и Тоню, брачными узами, а проще сказать — поженить…
Мать усиленно затеребила полотенце в руках.
— Коли решили, так я помехой между ними не встану. — Она умоляюще поглядела сначала на него, потом на нее и, понизив голос, попросила: — Только, пожалуйста, не расходитесь уж…
Андрей тоже приблизился к матери:
— Спасибо. Мы не разойдемся.
— Вот и хорошо. — Она поцеловала его в щеку, сказала, обращаясь к дочери: — Парень он, видать, скромный, ты его не обижай. А ты, Андрей, поблажек ей не давай, не спускай ей ни в чем. А то ведь я ее знаю!..
Андрей засмеялся и поцеловал мать.
Утром меня разбудил укоряющий шепот матери:
— И бессовестный же ты… Неужели другого места не нашел — залез на парня… Ишь растянулся, как барин. Чего щуришься? Видать, стыдно стало… Так вот и слазь, коль стыдно. Ты не пушинка, в тебе полпуда — вон бока-то какие гладкие…
Я улыбнулся: мать подметала пол и совестила кота Матвея, который любил понежиться на моей спине, когда я спал, но не сгоняла его, надеясь, что он послушается ее и сойдет сам. Я повернулся, и кот спрыгнул на пол, недовольный, потянулся, выгнув спину, потом с достоинством побрел вслед за матерью на кухню поживиться чем-нибудь.
Вошел Никита — я узнал его по голосу, прозвучавшему в тишине резко и возбужденно:
— Страдающий дома, тетя Таня?
После того как Тоня вышла замуж и переехала к Караванову, в квартире у нас стало как-то тихо и скучновато, мать как будто съежилась вся, потерянно бродила по комнатам или сидела на крылечке, безмолвно глядя в сторону ворот; она всегда была рада Никите, который опять зачастил к нам.
— Дома, дома, — ответила она оживленно. — Лежит на диване. Поди-ка, подыми его, взбодри…