Ястребы востока

Говард Роберт Ирвин

– Нуреддин – независимый воин, как и я, – прогрохотал норманн-гаэл. – А ты – сенешаль Антиохии. Если ты со своими людьми отправишься на границу, Саладин может воспользоваться этим и объявить, что ты нарушил перемирие. Под этим предлогом он сбросит остатки христианских королевств в море. Они же все слабы и живут в славе Балдуина и Боэмунда. Нет… Фицжоффри не нуждаются в помощи в вопросах мести. Я поеду один.

– И надвинув поглубже шлем, он проворчал: – Прощай! А потом, повернувшись, он ушел в ночь, направившись к тому месту, где оставил своего коня. Слуга с факелом

подвел ему большого черного жеребца, который фыркал и жевал удила. Кормак схватил вожжи, дернул, заставив коня встать на дыбы, но прежде чем передние копыта коня вновь коснулись земли, он уже был в седле.

– Моя месть будет ужасной! – свирепо воскликнул гаэл. Огромный жеребец крутанулся, и сэр Руперт, выскочивший вслед за другом, услышал лишь удаляющийся топот копыт. Вот так Кормак Фицжоффри вновь отправился на Восток.

Глава 2. Разящий топор

Белый рассвет разгорался на востоке, а потом разом раскатился розово-красными валами по холмам Утремера. Богатые оттенки сгладили очертания, сделали глубже синие низины спящей пустыни.

Замок барона Конрада фон Гонлера возвышался посреди дикой пустыни. Некогда это была крепость турок-сельджуков, а потом она была перестроена в поместье лорда франков, но всегда находилась под угрозой – его могли уничтожить в любой момент. Поэтому стены сделали толще, барбаканы появились на месте обычных широких ворот. Однако донжон перестраивать никто не стал…

… И вот на заре мрачный, темный всадник, подъехал к глубокому, бездонному рву, который окружал крепость, ударил кулаком, одетым в железную рукавицу, по полому звонкому щиту и бил до тех пор, пока отголоски грохота этих ударов не разнеслись среди холмов. Сонный часовой перегнулся через край барбакана и проревел что-то.

Одинокий всадник запрокинул голову в шлеме. Несмотря на то, что он ехал всю ночь, он не замерз.

– Похоже, вам скучно нести вахту, – поревел Кормак Фицжоффри. – Вы под руку гуляете с неверными и поэтому не боитесь нападения… Где эта свинья, которая только и может жрать эль, – твой господин?

– Барон пьет вино, – угрюмо ответил часовой на ломанном английском.

– В такую рань? – удивился Кормак.

– Все не так, – ухмыльнулся часовой. – Он пировал всю ночь.

– Пьяница! Росомаха! – бушевал Кормак. – Передай ему, что у меня до него есть дело.

– И какое же у вас к нему дело, Фицжоффри? – спросил впечатленный пентюх.

– Скажи, что я пришел препроводить его в ад! – воскликнул Кормак, скрежеща зубами, и испуганный воин исчез, как марионетка на веревочке.

Норманн-гаэль нетерпеливо ёрзал на лошади; щит был переброшен за спину, пика уперта в луку седла… К его удивлению, ворота барбакана неожиданно распахнулись, и из замка выехала фантастическая фигура. Барон Конрад фон Гонлер был невысоким, жирным, хотя был молодым человеком. Его длинные руки и широкие плечи подарили ему репутацию смертоносного воина, но сейчас он нисколько не походил на воина. Германия и Австрия послала много благородных рыцарей на Святую Землю, только вот барон фон Гонлер не был одним

из них.

Единственным его оружием был отделанный золотом кинжал в богатой парчовой оболочке. Он не носил доспехов, а его костюм был из ярко сверкающего шелка и тяжелого золота – странное смешение европейских и восточных пышных, праздничных нарядов. На правой руке, на каждом пальце сверкал большой драгоценный камень. Этой рукой он держал золотой кубок вина. За ним сгрудилась толпа пьяных гуляк, менестрелей, карликов, танцовщиц, дегустаторов и просто зевак, которые моргали, словно совы, которых разбудили днем. Тут были всевозможные вырожденцы и прихлебатели – отстой обеих рас, пресмыкающиеся перед богатым господином-подонком. И судя пол всему, роскошь Востока должна была вскоре разорить барона Гонлера.

– Ну, – воскликнул барон. – И кто тут мешает мне пить?

– Некто по имени Кормак Фицжоффри, – прорычал всадник, его лицо скривилось от презрения. – У меня есть к тебе один счет.

Имени и тона Кормака было вполне достаточно, чтобы отрезвить любого пьяного рыцаря Утремера. Но фон Гонлер был не только пьян. Он был придурком-дегенератом. Барон сделал большой глоток, в то время как его пьяные спутники перешептывались, с любопытством рассматривая ужасную фигуру на другой стороне сухого рва.

– Когда-то ты, фон Гонлер, был мужчиной, – протянул Кормак, стараясь говорить язвительно. – Теперь ты стал настоящим развратником. Что ж, твое дело! Но я хотел спросить о другом: почему ты отказал в помощи сиру де Жисклину?

Одутловатое лицо немца стало еще более высокомерным. Он надменно поджал толстые губы, в то время как его тусклые глаза моргали над крючковатым носом, похожим на клюв. От демонстрации столь помпезной глупости, Кормак начал скрежетать зубами.

– А какое мне дело до этого француза? – равнодушно ответил барон. – Это была его собственная вина. Из тысяч девушек, молодой дурак выбрал именно ту, на которую положил глаз шейх. О, чистота чести! Ба!

Он добавил грубую шутку, и его свита весело закричала – люди стали скакать, изображать непристойные позы. Но Кормак неожиданно закричал, словно неожиданно очнувшийся лев.

– Конрад фон Гонлер! – прогремел обезумевший гаэль. – Я объявляю тебя лжецом, предателем, трусом, подлецом и злодеем! Вооружись и выезжай на равнину. И поспеши… У меня мало времени. Я должен ехать дальше, чтобы поймать еще одного мерзавца.

Барон цинично рассмеялся.

– Почему я должен драться с тобой? Ты даже не рыцарь. На твоем щите нет рыцарской эмблемы.

– Увертки труса, – разбушевался Фицжоффри. – Я – лучший воин Ирландии, и я расколол черепов больше, чем было трусов, что лизали тебе сапоги. Бери оружие и выезжай за ворота, или ты и в самом деле свинья и трус?

Фон Гонлер пренебрежительно усмехнулся.

– Не стану рисковать своей шкурой, сражаясь с тобой, но у меня есть воины, которые нашпигуют твою шкуру арбалетными болтами, если ты и дальше станешь торчать под стенами моего замка.

– Фон Гонлер, ты или станешь сражаться, или умрешь, как трус, – в голосе Кормака прозвучала угроза.