Яйца раздора
Шрифт:
Настроение у отца было хуже некуда. Вместо планируемой увеселительной прогулки по реке его юбилей обернулся какой-то кровавой резней, к тому же его любимую аспирантку убили. А тут, видите ли, надо еще романсы распевать.
Отец нехотя отлепился от бортика и медленно поплелся в сторону кают-компании.
Мы с Климовым остались на палубе одни. Тот, кажется, даже обрадовался такому раскладу и предложил прогуляться вдоль борта. Мне же находиться наедине с приставучим секьюрити совершенно не хотелось, и я сделала попытку от него улизнуть. Однако не тут-то
— Постойте, Марианна Викентьевна, — Климов бесцеремонно схватил меня за руку. — Не стоит вам одной по ночам разгуливать. И где, кстати, ваш телохранитель? Что-то я его не вижу.
А мой телохранитель прогуливался меж тем под ручку с мадам Соламатиной. Мы заметили, как они вынырнули из-за какой-то здоровенной тумбы на корме, развернулись на сто восемьдесят градусов и снова скрылись из виду. Климов проводил их удивленным взглядом.
— Что это значит? — он указал рукой в сторону кормы. — Почему он с этой толстухой прогуливается? Я же, кажется, сказал, чтобы он ни на шаг от вас не отходил. В чем дело?
Климов начал изображать из себя большого начальника. «Я сказал! В чем дело?!» А сам-то? Сам-то он, как я посмотрю, не только никого не охраняет, а и вообще не очень-то справляется со своими прямыми обязанностями. Если мне не изменяет память, следствие было возложено на него. И что мы видим? Имя преступника не раскрыто, мотив преступления не установлен, а количество жертв, между прочим, при этом удвоилось. Других-то критиковать — это мы все молодцы. А сам-то он что для продвижения следствия сделал? Капитана хотя бы допросил на предмет его нахождения в ночь убийства?
Я одарила Климова недобрым взглядом.
— Дмитрий не прогуливается, как вы изволили выразиться «с толстухой», — ядовито заметила я, — а добывает важную для следствия информацию. Должен же кто-нибудь заниматься расследованием убийства или нет? Как вы считаете? Вы-то, небось, еще даже с капитаном не побеседовали, не узнали, где тот находился прошлой ночью. А других осуждаете.
Тон, которым я произнесла эти слова, не выдерживал никакой критики. Я уже и сама это поняла. Однако Климов, не ожидавший от меня такого нахальства, не только не возмутился моей наглости, а напротив, растерялся и даже начал оправдываться.
— С капитаном я уже поговорил, — поспешно ответил он, — и у него абсолютное алиби. В интересующее нас время он спал со своим помощником.
— Вот как!?
Я нехорошо ухмыльнулась. А Климов, осознав свою оговорку, смутился и зарделся легким румянцем. Наконец-то мне удалось вывести этого самоуверенного секьюрити из равновесия. А то вольно ему других людей прилюдно ставить в неловкое положение. Пусть теперь сам почувствует каково это.
— Да. Они спали в одной каюте, но это совсем не то, о чем вы подумали, Марианна.
Разволновавшись, Климов даже забыл прибавить к моему имени свое вечное издевательское «Викентьевна». Называя меня по имени-отчеству, этот невоспитанный нахал намекал, очевидно, на мой возраст. И что ему дался мой возраст? Можно подумать, что сам он намного моложе меня или я плохо
— О чем это вы, Игорь Казимирович? — с невинным видом спросила я. — Что-то я вас не совсем понимаю.
На этом месте я в недоумении вздернула брови, а Климов покраснел еще больше.
— Я имела в виду то, что если оба они спали, то есть спал капитан и спал его помощник, то как же тогда этот помощник может утверждать, что капитан спал и никуда не выходил, когда он сам тоже спал и ничего не видел. Я доступно выражаюсь? Тут уж что-нибудь одно — либо помощник не спал и все видел, либо он спал и свидетелем быть не может. Логично?
Однако с логикой у Борькиного секьюрити сегодня было плохо. Не знаю, понял ли он что-нибудь из той абракадабры, что я ему только что наговорила, но, судя по его виду, кажется, не понял.
— Э-э... — промычал он и посмотрел на меня с томлением. — Э-э...
Кажется, Климов уже и не рад был, что связался со мной. Лучше бы ему было сразу отпустить меня восвояси без всякой охраны. И если бы кто-нибудь снова попытался выкинуть меня за борт, то, может быть, туда мне и дорога. По крайней мере эта мысль отчетливо читалась в его глазах.
— Э-э...
Но, слава богу, отвечать Климову ничего не пришлось. На его счастье, на горизонте появились Димка с мадам Соламатиной под ручку и с ними Степка.
Увидев их, наш незадачливый секьюрити несказанно обрадовался и все свое внимание немедленно переключил на приближающуюся троицу.
Профессорша, ведомая под ручки двумя молодыми кавалерами, сияла как начищенный пятак. Мало того, что она полвечера парила мозги бедному Димке, так теперь у нее появился еще один благодарный слушатель в лице Степана, который непонятно как затесался в эту компанию. Ему-то что за радость была бабьи сплетни слушать? Достаточно уже самопожертвования одного Димки, у которого от «радости» общения с профессоршей физиономию совсем перекосило. Той частью лица, которая была ближе к мадам, он беспрерывно улыбался, а другой одновременно страдал. Тут кого хочешь перекосит. Что же касается самой мадам, то та просто светилась от счастья.
— Дмитрий Николаевич — удивительно интересный собеседник, — пропела она, поравнявшись с нами. — Просто наиприятнейший молодой человек. — Матрона бросила на Димку ласковый взгляд, а тот, пребывая в образе «наиприятнейшего молодого человека», ответил ей сладчайшей улыбкой. Просто сироп с мармеладом какой-то, прости господи.
Кстати, для того, чтобы казаться приятным собеседником, много ума не надо. Нас еще старик Карнеги учил: хочешь прослыть интересным собеседником, молчи и слушай из последних сил. Хотя нет, неправильно. Слушать надо заинтересованно, чтобы у собеседника сложилось впечатление, что он только что персонально для тебя открыл Америку. Тогда звание умного и интересного собеседника будет тебе обеспечено.