Язверь
Шрифт:
Они поднялись на второй этаж и остановились возле двери, обитой снаружи паркетной доской.
— Я познакомлю тебя с особенным лемургом. Не удивляйся, если вдруг ему не понравишься. Реакцию Криса предугадать невозможно.
— Крис — иностранец?
— Американец. Снимает квартиру, чтобы заниматься научной работой.
Дверь открыл приятной наружности и средней комплекции рыжий лемург лет тридцати пяти. Он сначала бесцеремонно оглядел Геру, потом, так и не поздоровавшись, отвернулся, ногой уперся в косяк.
Крис говорил по
— Да… Да… Я понял… Постараюсь закончить… Вы не могли бы секундочку подождать? Ко мне здесь пришли.
Американец прикрыл трубку ладонью, добродушно бросил Никите:
— Привет. Великолепный образчик женского лемургического начала, — он не слишком вежливо указал на нее. — Ее, кажется, Герой зовут?
Гера не дала Нику ответить, хотя ее и не спрашивали, опередила его:
— Да, я Гера. А вы — Крис?
— Крис МакКинг. Проходите, нечего стоять на пороге. Располагайтесь.
Крис изъяснялся на прекрасном русском с едва заметным акцентом. Обычно так говорят попавшие за границу носители языка. Но раз он американский подданный, Гера решила, что случилось с точностью наоборот — Крис давно жил в Петербурге.
В прихожей вешалки не было, вместо этого из стены торчали оленьи рога. Пришлось оставить рюкзак и куртку на табурете. Там же она оставила цифровик. В комнате она осмотрелась: рядом два похожих дивана, низкий журнальный столик, антикварный хозяйский комод и большой плазменный телевизор. И детские обои «с жирафами».
— Здесь раньше жила семья с ребенком?
— Возможно. Крис эту квартиру снимает.
— Крис родился в Петербурге?
— Не угадала. У него ирландские корни, сам живет в Бостоне, а иногда у подруги в Нью-Йорке, если использует Транспорт возле Сестрорецка. Родители Криса, когда тот был маленьким, работали в Ростове Великом. Его предки — специалисты по славянской архитектуре. Поэтому он так хорошо знает русский язык.
— Где ты его откопал?
— В Эрмитаже.
В комнате появился Крис с большим подносом в руках. На подносе кроме трех крупных чашек и упаковки чайных пакетиков лежали плитки темного шоколада. Коробку конфет он удерживал подбородком.
Крис обратился к Гере:
— Пожалуйста, помогите мне — заберите конфеты.
Она освободила его от груза конфет, расставила на журнальном столике чашки с цветочным рисунком.
— Будете чай пить? Если хотите кофе, могу приготовить.
— Лучше чай, но покрепче.
— Тогда берите пакетики и заваривайте. И обязательно попробуйте шоколад.
Некоторое время все просто молча сидели. Гера неторопливо откусывала по небольшому кусочку и медленно пережевывала угощение.
Первым молчание нарушил Крис:
— Вас уже просветили, когда на Земле появились первые лемурги?
— Четыре года назад.
— До недавнего времени я тоже так думал.
— Разве это не так? — Ник оживился.
Смышленые васильковые
— Гера, вы чем занимаетесь?
— Созданием интернет-проектов.
— Значит, вы — человек неглупый, поймете меня.
Она моргнула, соглашаясь с лестным замечанием.
— Друзья, у вас найдется немного свободного времени? — вставая, он хлопнул себя по коленям. — Приглашаю всех в зоологический музей.
При всем уважении к музейным коллекциям, зоологический музей никогда не был Герой любим. Обычно она тонко чувствовала ауру помещений, а в этом музее находилось много ободранных шкур, натянутых на муляжи. От обилия останков у нее сосало под ложечкой.
— Можно я не пойду?
— То, что я покажу, вас тоже касается.
* * *
Прежде чем скелет синего кита подвесили к музейному потолку, кит когда-то родился, резвился, размножался и, выполнив данную природой задачу, умер, чтобы после смерти развлекать посетителей. И теперь это громоздкое нагромождение в любой момент могло приземлиться на голову любому туристу. Не случилось этого по причине странной внутренней логики, постичь которую Гера так и не смогла. Видно, тросы, на которых держалась громадина, сделали из титана.
Если бы кит был живым, он наверняка вызывал бы у нее другие сравнения. И чувства бы появились другие — непохожие на брезгливость, которую она мужественно пыталась перебороть.
Крис повел группу скрытыми от посторонних глаз коридорами, куда зевак не пускали. Здесь он был своим человеком и лично знал многих сотрудников. Крис не просто уговорил дирекцию, чтобы им не препятствовали, он организовал для них экскурсию в запасники, куда, как в архивы Ватикана, далеко не всякому удается попасть.
Хранилище произвело на Геру удручающее впечатление: те же скелеты на полках, те же муляжи и расчлененка в сосудах — патология, возведенная в ранг медицинского культа. Не вошедшие в основную коллекцию экспонаты здесь дожидались звездного часа.
Помещение оказалось чистым и светлым, но из-за спертости воздуха Гере сразу же захотелось на улицу.
Американец быстро двигался вдоль стеллажей. В какой-то момент уверенным взмахом руки он достал с верхней полки резиновые перчатки и, не глядя, их натянул.
— Друзья, идите сюда!
Они подошли.
Осторожно, словно младенца, он извлек из коробки увесистый череп.
— Перед вами, друзья мои, ближайший родственник хомо сапиенса — неандерталец. Это особенный череп, своего рода череп-сенсация. Того, кто догадается, в чем его уникальность, угощаю обедом в кафе.
Гера уловила интригу; череп находился в зоологическом музее, а не в Кунсткамере — музее антропологии и этнографии. Похоже, предмет до этого путешествовал из музея в музей. И Крис помогал экспонату занять нужное место.