ЯЗЫЧЕСКАЯ СВОБОДА

de Budyon Michael A.

Вот они — истоки американского имперского величия, вот та закваска позволившая штатам превратится за 150 лет в единственную сверхдержаву. Историю любой империи можно представить в виде двух этапов. Первый — обеспечение оптимальных границ метрополии. Второй — захват всего до чего могут дотянуться железные имперские щупальцы. Для Рима такими границами был Аппенинский полуостров, для Штатов — территория ограниченная на Западе и Востоке океанами, на юге — Мексиканским заливом, на севере — лесами Канады. Первый этап был завершен к 1848 году, когда в результате победы над Мексикой континентальная территория США приобрела современные очертания. Осталось только сторговать у русских Аляску и сделать Гавайи своим последним штатом. Т. е. фундамент Империи американцы выстроили примерно за 70 лет. Но они всегда смотрели дальше.

8.

Истоки величия сврхдержав нас сейчас мало интересуют, хотя и о них мы поговорим. А вот закат империй — куда важнее. В двадцатом веке развалились все политические империи. Все. Причем все они (за исключением Оттоманской) были христианскими и здесь наверное тоже можно заметить своеобразный знак времени. Собственно, они даже не развалились, но были «разобраны» на различные государства, каждое из которых значительно уступало бывшей империи в культурном и интеллектуальном плане. Но империи бывают не только политическими, но и финансовыми. Таковой был Карфаген о котором шла речь в первой части. Таковыми являются Соединенные Штаты. Карфаген номинально пал под ударами Рима, но в значительной мере он стал жертвой собственной самоуверенности и снобизма. Впрочем, Карфаген был стар. Относительно Штатов сбывается предсмертное пророчество фюрера заявившего, что они превратятся в ребенка пораженного "слоновой болезнью". Это из его "Политического Завещания", которое шаг за шагом постепенно сбывается. СССР уже нет, а Америка — с виду сильная, наглая, нахальная, но лишенная собственного исторического

опыта, на 225 году независимого существования добившаяся контроля над миром, сама оказалась связанной по рукам и ногам. Причем повторяется старая формула: причины растут в арифметической прогрессии, а следствия — в геометрической. И Америка еле-еле справляется с контролем следствий, куда уж тут до контроля причин! Не до жиру, быть бы живу! С Римом произошло то же самое — создав гигантскую империю и казалось бы обеспечив внутреннее спокойствие — его государствообразующее ядро оказалось растворенном в таком бездонном и бескрайнем море инородного элемента, что разрушение имперского ядра стало вопросом времени причем очень близкого. Поразительно, но в историческом наследии того времени мы не находим выраженных опасений за судьбу империи, хотя если посмотреть, к примеру, на знаменитый труд Тита Ливия "История Рима от основания города", то можно увидеть, что он стал некой многотомной эпитафией восхваляющий героическую жизнь «покойного». Создавалась «история» при Августе, в чье царствование родился Христос. Видимо тут играл свою роль гипертрофированное чванство и «шовинизм» тогдашних римлян. Они действительно считали себя выше «варваров», да и просто выше всех и чувства эти усиливались даже тогда когда Рим начал слабеть. Ле Бон правильно отмечал что "Влияние характера — самый могущественный фактор в жизни народов, между тем как влияние ума в действительности очень слабо. Римляне времен упадка имели более утонченный ум, чем ум их грубых предков, но они потеряли прежние качества своего характера: настойчивость, энергию, непобедимое упорство, способность жертвовать собой для идеала, ненарушимое уважение к законам, которые создали величие их предков. Только благодаря характеру 60 тысяч англичан держат под своей властью 250 миллионов индусов, из которых многие по крайней мере равны им по уму, а некоторые неизмеримо превосходят их эстетическим вкусом и глубиной философских воззрений. Только благодаря характеру, они стоят во главе гигантской колониальной империи, какую когда-либо знала история. На характере, но не на уме основываются общества, религии и империи. Характер даст народам возможность чувствовать и действовать. Они никогда не выигрывали много от того, что желали слишком много рассуждать и слишком много мыслить". Шопенгауэр вместо слова «характер» вставил бы «воля», но и тот и другой — правы. Общества, религии, империи, есть почти всегда продукт «творчества» людей первого и второго поколений. Они закладывают фундамент, а для этого нужна прежде всего воля, характер. И то и другое у них в избытке. Третье поколение с "эстетическим вкусом и глубиной философских воззрений" приходит на все готовое, но только для того чтобы все рано или поздно разбазарить и в лучшем случае "красиво упасть", что у римлян, кстати, не получилось. У тех кто недостаточно хорошо понимает такую схему возникает неизбежная ошибка: достоинства обнаруживаемые у римлян неизбежно приписываются как раз имперской эпохе, хотя в ней ни одно сильное качество государства не стало еще сильнее. Просто тот период — явно видимый, в отличии от царского или раннего республиканского. Даже Шпенглер восхищающийся культом Цезаря, признает что Рим никогда уже не был столь силен как в 146 году до н. э., т. е. во времена когда никаким Цезарем еще и не пахло.

9.

Начав эту главу описанием кровавого празднования тысячелетия Рима, заметим, что оно хоть и выделялось на фоне других, но не слишком явно. Третье поколение больше всего обожает зрелища, ибо его квинтэссенция — прожигание жизни. Оно бессознательно стремится "успеть пожить", поэтому хочет только удовольствий, причем все время новых, отличающихся от предыдущих. Сейчас возможности удовлетворить зрелищные позывы масс расширяются практически безгранично, но что интересно, само стремление масс получить все новые и новые удовольствия говорит прежде всего о том что она утрачивает способность получать реальное удовлетворение. Масса подобна Дон Жуану, непрерывно меняющему женщин только из-за невозможности получить реальное удовольствие ни с одной из них, в отличии, например, от Казановы, делающего то же самое сугубо из-за гипертрофированной сексуальности. Масса все время хочет большего, потому что в действительности не получает ничего, а ей самой кажется что она получает мало или недостаточно. Здесь мы имеем полную аналогию с наркотической зависимостью, когда наркоман вынужден постоянно увеличивать принимаемую дозу, но удовольствие все равно уменьшается, пока не исчезает совсем. Теперь наркоман бежит не к удовольствию, а от неудовольствия и желание бежать, во втором случае куда сильнее чем в первом. Это особенно выражено в отношении недорогих наркотиков. То что массе предлагают устроители зрелищ — всего лишь эрзац-замена реального мира. Единый мир предстает в виде множества картинок. Это по сути и не скрывается, — выражения типа "фабрика грез", "планета Голливуд" или "мир Уолта Диснея" стали обиходными. "Шагни в этот мир!", — призывают назойливые рекламы. И массы шагают, ибо за ними ничего нет, а когда индивид является "абсолютным ничто", он будет шагать туда куда ему квалифицированно предложат. И именно поэтому каждая новая голливудская поделка, каждый новый развлекательный комплекс, стоит дороже чем предыдущие, ибо по-другому просто нельзя. Если в 80-х годах фильм стоимостью 15–20 миллионов считался очень дорогим, то уже в первые годы нового века по прогнозам специалистов ожидается выход картин смета которых может превысить 400–500 миллионов. И дело не в деньгах как таковых. Может быть режиссеры и сняли бы более дешевый фильм. Но он не «пойдет». Массы перестанут это «есть» и система даст обратное действие. Деньги перестанут окупаться, ведь дешевый фильм никто смотреть не будет. И прибыли от него тоже не будет. Сейчас самые дорогие картины — те где много «виртуала» (т. е. компьютерных эффектов), либо где очень дорогие декорации ("Титаник"). В первом случае мы имеем дело исключительно со сказкой, во втором — с пародией на сказку. Т. е. массы хотят сказку. Но с каждым разом более дорогую, а значит и менее реалистичную.

Римский плебс эпохи упадка тоже любил картинки. Картинки стояли на втором месте в иерархии предпочтений, сразу после еды. Как и в Америке, держащей абсолютное мировое первенство не только по бюджету кинофильмов и по количеству развлекательных парков, но и по проценту толстяков. В Риме плебс требовал "хлеба и зрелищ". Те кто хотел завоевать его расположение, непременно должен был устраивать зрелища. Зрелища превратились в стратегическую программу, не менее важную чем поддержка армии, — главной основы Рима. Голливуд также совершил грандиозный скачок на стезе создания иллюзорного мира для бессознательных масс как раз во время когда с едой в Америке было хуже чем когда либо, а именно — в эпоху Великой Депрессии. Тогда возник грандиозный спрос на сказку. В начале тридцатых годов, когда предприятия закрывались десятками тысяч, а рабочие миллионами выбрасывались на улицу, когда разорялись миллионы фермерских хозяйств, а те кто удержался на плаву сжигали миллионы тонн зерна только для того чтоб не допустить понижения цены хотя бы на доллар, Голливуд рос как стероидах. Доходы студий исчислялись десятками миллионов, кинотеатры открывались тысячами, и люди, простояв целый день в очереди у биржи, вечером шли в кино, получить свою дозу кайфа (в США тогда еще действовал сухой закон).

Но Америка была всего лишь второй. А первым стал Рим. Он здесь ничем не отличался, разве что технические возможности его были примитивны, зато эмоционально он далеко опережал современные Штаты, ибо в римских шоу все было более чем реально. Сейчас инженеры пытаются создать максимальный "эффект присутствия", дабы зритель мог получше прочувствовать тот или иной эпизод, но здесь дело ограничивается совершенно нереальными звуковыми эффектами и давящим на мозги псевдообъемным изображением. А вот римские зрители могли ощутить запах эпизода и естественные крики жертв. И если лилась кровь, то это была кровь, а не томатный сок коим голливудские режиссеры обливают свои «жертвы», люди ощущали ее запах, они видели реальную смерть. Но и это надоедало и настал момент когда зрелищная индустрия в Риме пошла на убыль. Вместе с убылью третьего поколения. Как нетрудно догадаться, ее закат пришелся ко времени воцарения христианских императоров, т. е. пришедшему первому поколению подобные зрелища были не нужны, а что именно стало поводом для запрета, в этом контексте не имеет никакого значения.

10.

Поколение упадка не нуждается в культе реальных героев, ему нужен истерический культ «звезд», неизбежно превращающихся в касту "младших богов". «Звезда», в отличии от героя, всегда величина нереальная, но в сознании масс она такая какой ее предъявляют. Массы в общем-то здесь и не виноваты, где-то, в непроницаемых глубинах бессознательного, они хотят видеть героев, многие наверняка мечтают на них походить, но герои сейчас — одни из самых нежелательных элементов и практически никто вам никогда не признается в мечте им стать. Современным политико-экономическим системам герои не нужны ни при каком раскладе. Самый последний алкоголик или наркоман со справкой из психдиспансера, — индивид несравненно более желанный для любого государства нежели элементарный герой.

Поэтому тлеющая потребность в героях удовлетворяется внедрением примитивнейшего по своей организации поклонения

перед «героями» киноэкрана. Америка может смеяться над Россией или Востоком с их культами личностей, но сама она ушла очень и очень недалеко, достаточно посмотреть отвратительные и низкие церемонии вручения Оскаров, где все разыграно и расписано за много месяцев до их проведения, включая реплики и мимику участников, где фальшиво все от начала и до конца, от мимики призеров до выдавленных слез и обмороков. Европа со своим «каннами» выглядит не менее убого. Но наиболее смешно смотрятся лица страждущих зрителей. Ко Христу, к юродивым и пророкам шли хотя бы в надежде излечить какой либо недуг, и я вполне допускаю что излечение хотя бы иногда происходило, что могло быть следствием психического стресса. Трата же огромных денег с целью лицезреть любимого киногероя в течении нескольких секунд или, в маловероятном случае, минут, может объясняться только полным отсутствием внутренней самодостаточности и стремлением ощутить причастность к «звезде». Индивиду кажется что и он озарен ее лучами, что и он немножко звезда. "Take a share in the star!", — так кажется писалось в девизе одной коммунистической газетенки. Это очень хорошо просматривается на примере лиц (как правило женщин) пишущих бесчисленные письма тому или иному известному кино- или эстрадному артисту. Почти всегда такой бессмысленный пыл охватывает индивида после того как ему довелось реально увидеть «звезду» (хотя бы на концерте), более того, ему начинает казаться (а это равносильно желанию), что среди десятков тысяч таких же страждущих, «кумир» все время пытался выхватить именно его или ее. И начинается "почтовая атака", приводящая к двум закономерным результатам наступающим после осознания индивидом факта что никаких ответов получено не будет. Во-первых наступает разочарование в самом образе воплощаемом «кумиром», а во-вторых, — зашедшее слишком далеко идолопоклонство сменяется на яростную ненависть, как "к не оправдавшему доверие". И вот уже постеры с его изображением разукрашиваются маркерными карандашами, а то и вовсе разрываются в клочья и летят в мусорный контейнер. Мы привели этот много раз повторившийся сценарий чтобы объяснить «благородную» ненависть к Америке охватившую бессознательную массу стран восточной Европы избавившихся (как им кажется) к началу 90-х годов от коммунизма и искренне надеявшихся на помощь «цивилизованного» мира, оплотом которого и являются Штаты. Вспомним те же мусорники в столицах стран советского блока, куда члены компартий сбрасывали свои партбилеты. Мотивация одна и та же — не оправдание надежд. А разочаровавшийся человек всегда опасен. Помощь от Запала не последовала, во всяком случае если она и была, то не в том объеме на которую рассчитывали. И масса вознегодовала, особенно это просматривается в православных государствах, что не мешает десяткам миллионов жителей этих стран ежегодно участвовать в лотереях "Green Card", где выигрышем является право на постоянное место жительство в США.

Культ «звезд» существовал и в Риме, причем его характер был столь же безумным и истерическим как и в Штатах. О том насколько бешеной была их популярность, говорит факт, что многие знаменитейшие императоры сражались на цирковых аренах. Куда там нынешним президентам, неумело играющим на саксофонах, волынках, гитарах или ложках перед толпой и вытаскивающих на всеобщее обозрение свои дешевые интимные приключения. Куда им, выставляющим свои каучуковые куклы для юродства в разного рода шоу, до реальных боев настоящим оружием? И хотя в общем гладиаторство изначально не считалось достойным занятием (римляне позаимствовали его у этрусков, там оно имело сакральное значение и практиковалось весьма редко), гладиаторами восхищались и презирали одновременно, институт гладиатуры стал в Риме государством в государстве. Как и в кинобизнесе там существовала массовка и элита. В массовых сражениях устраиваемых императорами эпохи упадка погибали как раз рядовые бойцы. Элита выживала и была вполне довольна своим положением. Даже те из рабов-гладиаторов кто удостаивался рубиса, дававшего право на свободу, очень часто добровольно от него отказывались. И подобно тому как каждая современная кинозвезда окружена целым сонмов поваров, массажистов, диетологов, визажистов, стилистов, имидждмейкеров, элитных гладиаторов кормили по специально отработанным методикам, парили в баньках, окружали высококачественными женщинами (или мужчинами, что тогда бывало чаще), делали регулярные массажи, лечили у лучших врачей, с ними работали опытные тренеры, — т. н. «ланисты». Вот почему после Спартака гладиаторы никогда не поднимали восстаний, гладиатура переродилась, став одой из структур заинтересованной в стабильном существовании Империи. И если бы Спартак объявился бы не за 73 года до р.х. а через 73 года после, его попытка так и закончилась бы в стенах гладиаторской школы в Капуе. Впрочем, первые императоры — Цезарь и Август — до демонстрации себя в столь низкой роли не опускались, все-таки они оба были продуктом республиканского Рима, а потому ограничились лишь организацией зрелищ. Но Цезарь устроил большую гладиаторскую школу, а Август 23 раза выкладывал из собственного кармана сестерции на организацию боев. После его смерти Империя покатилась в пропасть. Тиберий (14–37 гг.) полностью погряз в извращениях. Этому старому тирану было не до организаций сложных дорогостоящих массовок. Сексуальные оргии, где главный действующим лицом был он сам, занимали его куда больше. Тиберий был ликвидирован. Зато следующий за ним Калигула (37–41 гг.) свободно выступал на арене в качестве фракийца. Его тоже убили. Опыт Калигулы успешно повторили Нерон, Тит, Адриан, Дидий Юлиан. Даже такая посредственность как Коммод умудрился провести почти тысячу(!) боев. Но это все так, эксклюзив. Зрелищ требовалось все больше и больше. Требовался и больший размах. И если в первом бою проведенном за 264 года до Р.Х. участвовало 3 пары гладиаторов, то Цезарь, ознаменовавший начало имперского размаха, начал с вывода на арену 320 пар. Его противник Помпей не желал быть вторым и к четырем сотням гладиаторов добавил 500 львов и 18 слонов. Сейчас в мире осталось несколько тысяч лохматых хищников, а тут за один раз убивали пятьсот! Как все-таки деградировали языческие традиции в тогдашнем Риме! Во всяком случае нам не известно ни одного эпизода когда древние арийцы убивали бы животных ради удовольствия созерцания зрелища убийства. Американцы дошли до такой же степени деградации начав выражать экстатический восторг во время трансляций бомбардировок Багдада и Белграда, чего не было во времена Второй Мировой войны. Когда Цезарь ненадолго утвердился в качестве единоличного правителя, он отметил это событие играми где участвовали 200 пар всадников, 500 пехотинцев и 20 слонов. Клеопатра прислала из Египта жирафов. Ажиотаж был такой, что в давке перед цирком погибло несколько десятков человек, включая двух сенаторов. Цирки все время расширяли, а на Марсовом поле выстроили временный цирк. При Августе (30 до н. э. — 14 н. э.) вырыли грандиозный бассейн на берегу Тибра. О его размерах можно судить по тому, что в "морских боях" одновременно могли участвовать 4 тысячи гребцов и 2 тысячи солдат. При Клавдии (41 — 54 гг. н. э.) начали возводиться реальные макеты крепостей, которые затем захватывались по заранее написанному и отработанному сценарию. При последующих императорах для боев сооружались искусственные горы, города, озера и леса. Тит по случаю открытия знаменитого Колизея, устроил бои унесшие жизнь четырех тысяч бойцов и пяти тысяч животных. По мере осложнения политической ситуации, игры становились все дороже и дороже. Домициан ввел в бои женщин, детей, карликов и уродов. Траян (98-117 гг.), считавшийся чуть ли не эталоном доброты, празднуя победу над Даками, провел 123-дневные игры в которых погибло 11 тысяч человек и 10 тысяч животных. В голливудских массовках такое число никогда не участвовало. Ну и наконец в 249 году, Филипп устроил те самые игры упомянутые нами в самом начале. Это была кульминация. Заметим, что практически все императоры были убиты гладиаторами, что тоже показательно. Так кончался и скончался Рим. Так уходило третье поколение — сборище праздных ублюдков упивающихся видом убийств. Теперешнее третье поколение ничем не отличается, достаточно посмотреть на рейтинг фильмов-боевиков, передач про криминальный мир, где смакуются изощренные убийства с показом сюжетов крупным планом, поинтересоваться количеством выпускаемых газет муссирующих подобные темы и иллюзии исчезнут. Окончательно же они исчезнут с исчезновением третьего поколения.

11.

Христианские императоры, несмотря на полное несоответствие гладиаторских боев духу побеждающей религии (а в свое время на аренах животные разрывали христиан зашитых в шкуры зверей) вынуждены были находиться в политическом русле тогдашнего общества и одномоменто зрелища запретить не могли. Но времена гладиаторов проходили. В 325 году христианство стало госрелигией. В 365-ом Валентиниан запретил растерзание людей животными. В 399 году позакрывали все гладиаторские школы. В 404 году император Гонорий изыскал повод для того чтобы прекратить бои навсегда: в одном из цирков был растерзан монах Телемах, пытавшийся сорвать зрелище. [72]

72

Иными словами, события произошедшие в последние годы Западной Римской Империи, включая такие как вторжение гуннов, вандалов и ее фактический распад, произошли во время когда уже не было практически ни одного из "имперских атрибутов" I–II веков, в том числе и такого важного как гладиатура.

Очень показательно и то, что тяга к подобного рода развлечениям была свойственна именно римлянам третьего поколения. Живущие в Риме варвары боями не интересовались, а христиане однозначно осуждали. Зарождалось новое первое поколение, которому все это было не нужно. Так с уходящей эпохой исчезали ее атрибуты. Не стоит испытывать по этому поводу ни малейшего сожаления. Но все это внешние формы упадка. Теперь мы по большей части сосредоточимся на внутренних.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ДУХ УПАДКА