ЯЗЫЧЕСКАЯ СВОБОДА
Шрифт:
В свою очередь, зрелый гений — это интеллектуал, развивший собственные взгляды на тот или иной предмет или явление, до крайних пределов. Все гении экстремисты до мозга костей и персоны зачастую нетерпимые ни в каком обществе. Не бывает гения не одержимого каким-нибудь совершенно странным, нелепым даже со стороны бессознательного индивида увлечением, но такие увлечения — всего лишь обратная сторона гениальности. Этот парадокс натолкнул Ломброзо на создание своей знаменитой монографии "Гениальность и Помешательство", где он, сопоставляя гениальность с психическим аномалиями, пришел к выводу о практически стопроцентной биологической негативности всех гениев. На самом же деле гениальность перевешивает всё, даже помешательство, и Ломброзо — подлинный гуманист — это понимал, вот почему его книга написана в высшей степени корректно. «Помешанный» гений — прежде всего гений, а потом всё остальное, в то же время как обычный помешанный есть абсолютное ничто. Гениальность исключительно редкое явление, она не детерминирована, а посему индивид полностью свободен в использовании собственного гения при полном отсутствии реального опыта. Все страсти в гениальных людях развиты в значительно большей степени нежели в обычных и только настоящий гений знает как тяжело в таком случае устоять перед множеством искушений, в отличии от бессознательного индивида, который может поддаваться любому из их бесконечного
Мы все же должны констатировать, что высшие гении всю жизнь сохраняли недогматический интеллект, хотя и у них он со временем окружался жесткими рамками. Сравним ранние и поздние симфонии Бетховена или Брамса, первые и последние оперы у Вагнера или Верди. Кто скажет, что «Hабукко» или «Ломбардийцы» хуже чем «Аида» или «Отелло»? Кто рискнет заявить, что "Летучий Голландец" хуже «Парсифаля»? А литература? Рембо написал последний свой известный стих в 19 лет. Он — гениальный поэт. Мы привыкли считать «Фауст» величайшим произведением Гете, которое он, кстати, закончил в 83 года. Но самым известным прижизненным его творением, были "Страдания юного Вертера" написанные в 25 лет. Наверное «Страдания» не однозначно гениальны, в них талант сходится с гениальностью, но сколько экзальтированных романтиков повторили поступок Вертера! Наполеон в молодости буквально бредил «страданиями», и уже будучи гением и императором, он, в 1809 году, сразу после того как его армия взяла Эрфурт, посетил престарелого Гёте и выразил ему величайшее почтение. Среди физиков — картина аналогичная. Ньютон все важнейшие открытия сделал в 25 лет. Эйнштейн — в первые тридцать. К 29-ти годам обозначили себя как гении Фарадей, Ленц, Максвелл, Гюйгенс, Гейзенберг, Курчатов. Приблизительно такая же картина в других науках. И даже те что опубликовали важнейшие работы сделавшие их признанными гениями, скажем, в 40–50 лет, в любом случае начинали исследования и обозначали, а зачастую и видели цель, еще в ранней молодости. Ранние и поздние шедевры гениев относятся к друг другу так, как полёт птицы к полёту самолета. И за тем, и за другим, приятно наблюдать, причем не всегда определишься за чем именно приятнее. Но в полете птицы мы видим что-то необузданное и ощущаем высшую степень свободы находящуюся в гармонии с природой, в полете самолета — торжество человеческого интеллекта сумевшего поставить себе на службу законы этой самой природы, позволившие поднимать многотонные машины на многокилометровую высоту и перемещать их на десятки тысяч километров. С другой стороны, полет птицы подчиняется тем же самым законам что и полет самолета! И если птица — плод эволюции животного мира, то самолет — продукт эволюции творческого гения. Наблюдая полет птиц нас преследует первобытное чувство: ведь мы прошли в свое время эту стадию, а факт что каждый человек хотя бы раз мечтал побыть птицей, сам по себе о многом говорит.
Сейчас уже мало кто знаком с оперной или симфонической музыкой и уж тем более немногие знакомы с величайшими произведениями классической литературы (в чем нет ничего плохого — всему свое время, Гегель вообще считал, что от переизбытка чтения высыхают мозги), поэтому мы приведем более современные примеры. Возьмем лучшую музыкальную группу ХХ века — «Битлз». Первый альбом сделавший их всемирно известными ("Please, please me") был записан в 1962 году. Было участникам квартета тогда по 20–22 года. И если бы этот альбом оказался единственным, мы бы мало что сейчас знали о ливерпульской четверке, притом, что все песни в нём сделаны исключительно талантливо. Гениями их никто тогда не считал, да и это было бы неправильно. Но вот, через пару месяцев, вышел второй альбом ("With the Beatles") затем, в следующем, 1963-ем, — третий, и так каждый год по два альбома. В 1970 году, уже ставший гениальным квартет распался, но сравним сейчас два первых и два последних альбома ("Abbey Road" и "Let it Be"). Бесспорно, последние более профессиональны, боле проработаны, значительно более качественно записаны. Но вот лучше ли они первых? Нет, они — развитие первых. И если большинство композиций первых двух вызывало и вызывает желание бешено трястись и биться о твердые предметы (по христианским представлением подобные движения есть признак одержимости Дьяволом), то два последних располагают кисключительно спокойным созерцаниям и философскому переосмыслению происходящего. Те же аналогии можно привести и для других культовых групп, таких как Abba, Queen, Pet Shop Boys, Scorpions. Собственно группа и становится великой и бессмертной пройдя подобные два этапа — "свободного полета" и "эволюции творческого гения" и публика что их слушает, взрослеет вместе с ними. Гении, по определению, неповторимы. Их можно пытаться копировать или пародировать, но выглядеть это будет смешно. Известны попытки сугубо научного изучения творчества «Битлз» или «Queen» предпринятых маститыми музыковедами, внимательнейшим образом изучавшими все мельчайшие нюансы их композиций. Заключения были неизменно одинаковы: ничего нового в музыку они не привнесли. Что ж, может так и есть. Но повторить, повторить их никому не удалось и не удастся! Никаким музыковедам, никаким спецам по контрапунктам, синкопам, и т. п. Их удел — бесплодное изучение, ибо гении вне власти бездарных эпигонов.
Молодые и зрелые интеллектуалы, а тем более гении, соотносятся между собой и в силе выражения своего интеллекта, здесь они имеют такие же градации как и поколения. Поскольку мы приводили примеры из области музыки, то заметим, что у всех обозначенных исполнителей, песни или другие произведения созданные в молодом возрасте несравненно более сильные, более яростные, чем созданные в зрелом. Тоже самое и в науке, другое дело что наука есть не только язык страсти как музыка, она не является воплощением одних лишь только чувств, поэтому сила мыслей молодого интеллектуала фильтруется через и объективную научную истинность и далеко не всегда успешно. Но схема остается прежней: сила, при стандартном раскладе, оставляет индивида раньше чем интеллект.
Отсутствие точных знаний о времени появления первого интеллектуала не дает нам оценить временной промежуток отделяющий момент появления перового человека разумного (а он априорно обладал силой), от момента появления того, кто обладал не только силой, но и красотой, что стало прологом к появлению интеллектуала. Причем такое расстояние представляется несравненно более длинным, чем время прошедшее от момента появления первого сильного наделенного красотой, до момента появления первого интеллектуала; все-таки появление сильных и красивых вписывается во вполне определенные схемы, появление же интеллектуалов кажется явлением стопроцентной вероятности только когда размер выборки соответствует численности эволюционирующей части человечества.
Описано достаточно много случаев когда ребенок вырастал вне человеческого общества, например, среди животных, куда он попадал в младенчестве. Не сумев по этой причине освоить навыки речи, как главного
В свете подобных рассуждений, библейские, да и не только библейские предания по которым тот или иной индивид совершал судьбоносный поступок находясь в совсем пожилом возрасте, предстают в несколько ином свете. Нигде не говорится о немощи людей первого поколения, даже несмотря на их возраст исчисляющийся столетиями. Описание внешности также не приводится, а придание им нарочито старческих черт наличествующее в изобразительном искусстве, причем не только в каноническом, — есть плод представления уже людей нашей эры.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
СВЯЩЕННОЕ ОРУЖИЕ
Красота — понятие бесконечно более важное и ценное чем доброта, именно поэтому ей во всех ублюдочных мировоззрениях придается абстрактный характер. Ценность ее белые полностью осознали еще на заре своего существования и к этому же пришли лучшие люди XIX века. В начале ХХ-го классик скажет что красота спасет мир. Именно красота, а не доброта. Сегодня правильнее было бы сказать, что мир спасется через красоту, при непременном интеллектуальном обеспечении и достаточном количестве сильных. Напротив, доброта, как таковая, — есть совершенное ничто и само манипулирование подобным понятием являет образчик бессмысленного словоблудия. Доброта может выглядеть уродливо и смешно. Красота — никогда. Доброта никак не связана ни с силой, ни с красотой, ни с интеллектом; таким образом ценность доброты — абсолютный ноль. Добрыми могут быть все, в том числе и несовершенные. Вырожденцы высшего порядка тоже могут быть добрыми, что сейчас наблюдается повсеместно.
Красота — это прежде всего разновидность силы, наряду с интеллектом. Красота и интеллект суть дальнейшие (после силы) этапы формирования совершенного человека, а то что эти качества не стали всеобщими, указывает только на эволюционную фазу нашего развития. Красота, это та самая "страшная сила", которую понимают и уважают только здоровые индивидуумы. Доброта может быть в принципе полезна, но только в сочетании с красотой. Доброта без красоты, наоборот, становится страшной разрушающей машиной, ведущей к деградации и повсеместным несчастьям. Отсюда ясно, что человек рожденный «грязным» не может быть добрым в понимании совершенных, он может быть только юродивым, а его доброта — только добротой за счет других, точнее, — за счет совершенных, т. е. за чужой счет. Сколько мы знаем уродов которые кричат о помощи и спасении чего угодно, кого угодно и где угодно, но самостоятельных действий в данном направлении никогда не предпринимают. Урод может вам улыбаться, но это будет улыбка Квазимоды, которым так восхищался выдающийся любитель уродов Виктор Гюго, которого Ж.-П. Сартр называл "уродом для паноптикума". Объяснение такому кажущемуся парадоксу — сверхэлементарное. Красивые совершают добрые поступки движимые бескорыстным природным инстинктом, который не может быть неверным, отчего их красота только усиливается, некрасивые, — движимые сознательным (относительно неплохой вариант) или бессознательным (что очень плохо) желанием приблизиться к совершенным хотя бы номинально, "поиграть в красоту", что всегда приводит только к усилению степени их юродства, выпячиванию его наружу. Урод не может войти в мир совершенных, подобно тому как не интеллектуал в мир интеллектуалов.
Урод никогда не бывает внутренне самодостаточным, именно здесь «разгадка» того «необычного» феномена, что все крупнейшие злодеи и тираны были чрезвычайно некрасивыми. Урод не способен любить, он лишь способен хотеть любить, видя как бесконечно счастливы в любви красивые, догадываясь или явно чувствуя что все его ненавидят и понимая одновременно, что любовь ему не доступна и никогда не станет доступна, что также накладывает на его лик своеобразный отпечаток, ибо вечно хотеть, но никогда не получать, — по меньшей мере вредно. Кто сталкивался с уродами знает, что они куда менее доступны чем красивые, ибо внутренне не самодостаточны, их нарочитая недоступность, их мрачная гордость, — всего лишь стремление набить себе цену. Совершенные в этом не нуждаются, поэтому всегда открыты. Красота — это атака, уродство — оборона, юродство — поражение. Откуда же идет уродство? Ведь если оно существует в природе, то уроды должны занимать определенную биологическую нишу, да и само их существование должно иметь природный смысл, пусть даже и временный. Мы уже ставили подобный вопрос, но сейчас рассмотрим его под несколько иным углом зрения, а сделанные выводы станут прологом ко второй части книги.