Язычница
Шрифт:
Язычница… Так он её назвал?.. Да, должно быть, Ветта была похожа на язычницу. Но она нисколько не расстраивалась из-за этого. Да и было ли из-за чего? Пусть так. Ветте даже немного льстило это сравнение. Пусть Нарцисс считает её язычницей, ему будет так проще. Ветта даже может ему подыграть. Это нетрудно. Совсем. Ветта прекрасно сможет справиться со своей ролью, если ему так хочется иметь женой «язычницу»…
— Что? — удивляется мужчина. — Нет. Ты выйдешь замуж за одного из моих племянников. Я просто должен привезти тебя на Альджамал.
Кажется, сама мысль об их свадьбе кажется ему смешной. Ветта рассчитывала на другой ответ, и теперь ей стыдно в этом признаться. Она уже была готова огрызнуться ему в ответ, была готова нагрубить, но теперь всё это не имело смысла… Ветта смотрит на Нарцисса немного растерянно. Она не ожидала. Да, совершенно не ожидала, что всё именно так. И теперь княжна не знает, считать ли слова Нарцисса хорошим знаком или нет.
Нарцисс улыбается ей, и в этот момент Ветте кажется, что лучше бы женихом был он — она уже видела его, знает хотя бы немного, а его племянника она впервые увидит на Альджамале… Неизвестно, будет ли он относиться к ней хорошо, неизвестно, понравится ли он ей, понравится ли она ему. Нарцисс, кажется, не имеет против «язычницы» ничего против. А как к этому будет относиться его племянник? И что будет, если она не понравится этому человеку? Её ведь просто вернут домой, да? На Леафарнар, в отчий терем, к матери, сёстрам и братьям?
— А что будет, если я ему не понравлюсь? — спрашивает
Она уверена, что так и будет. Никому из её женихов она не нравилась. И изидорский князь, к которому её везут, не будет исключением. Он решит, что она дурнушка, неумёха и плохо воспитана, а, следовательно, не может быть его княгиней. И Ветта вполне готова с этим согласиться — лишь бы её вернули домой. Ей хочется соскочить с саней и убежать. Но она понимает, что её всё равно увезут — Нарцисс не похож на человека, который не доводит дело до конца.
Князь Нарцисс Изидор поворачивает голову и смотрит на неё, как на дурочку. Он словно хочет сказать ей, что Ветта сама должна догадаться, какие из её слов прозвучали глупо. И княжна молчит, рассчитывая на то, что рано или поздно он всё равно всё объяснит — она не знает Изидор, не знает их обычаи… Быть может, он хоть как-то намекнёт, что ей лучше делать, чтобы вернуться домой?
— Если ты не понравишься моей сестре, то уже не будет иметь значения то, понравишься ли ты своему жениху! — усмехается князь. — Впрочем, если понравишься — тоже.
Улыбка не покидает его губ, и теперь он снова кажется Ветте таким же противным, как и при знакомстве. А его слова заставляют княжну ещё больше насторожиться. Главное теперь — не понравиться Сибилле, пожалуй?..
========== II. ==========
Пустыня Аменгар… Наверное, самая большая пустыня в Ибере. У Киндеирна и пустыни-то больше походят на степи. А Аменгар — совсем другое дело. Величественная, бескрайняя, идеальная… Даже на Сваарде не найдётся ничего подобного. Вокруг ни души. Ни единого живого человека. Ни одного животного, кроме быстроногого Азура. Ни одного постороннего звука, резкого оклика или удивлённого возгласа. Только песок, только солнце, только небо. Торжество света, торжество красоты, торжество одиночества… Разве может во всём Ибере быть что-нибудь прекраснее этого чувства свободы?.. Что-то прекраснее этого пьянящего восхищения всем живым, все созданным? Природой, ветром, песком, сияющей золотым блеском крышей дворца и величественными крепостями, которые невозможно покорить… Разве может быть что-то желаннее того единства души и всего Ибере?.. Белое солнце Альджамала обжигает. Оно всегда светит так ярко, всегда так щедро дарит своё тепло, обжигая неосторожных. Пески шелестят, снова произнося имя — они всегда шелестят только его… «Сибилла» слышится в каждом шорохе. «Сибилла» слышится в каждом шаге, в каждом порыве ветра. «Сибилла» звенит в каждом миге тишины, сияет в каждой звезде ночью… Великая княжна Сибилла Изидор— полновластная хозяйка Альджамала и драгоценнейший из всех драгоценных камней короны Дарара. Она была госпожой этих мест и, пожалуй, сердец всех своих подданных. И Актеон уверен, что к вечеру — при том условии, что он проведёт на солнцепёке ещё несколько часов — ему станет больно, так как кожа на его лице начнёт шелушиться и облезать. А он проведёт на солнце ещё не один час. Белоснежное светило поможет ему найти в себе силы и не возвращаться в Дарар ещё некоторое время. Так уже не раз бывало, когда он выбирался из-под величественных сводов дворца Сибиллы и устремлялся прочь — в сердце Альджамала, пустыню Аменгар. Солнце вторило всем порывам его души. Или, быть может, это его душа вторила солнцу. Актеон почти никогда об этом не задумывался всерьёз. Погода на Альджамале почти всегда прекрасная. На изидорском уровне редко бывает дождь. Вечное солнце. Вечный зной. Высокое небо, яркое, как нигде больше во всём Ибере. И горячий песок, на который днём едва ли можно наступить. И воздух — горячий и пьянящий… В Дараре воздух такой же, пусть там почти и нет песка — лишь сады, великолепные сады, которыми так гордится Нарцисс Изидор. Но воздух тот же, что и в пустыне. И благовоний в нём больше, чем где-либо ещё на Ибере. И посреди пустыни — бескрайней знойной пустыни — располагался дворец Дарар. Прекраснейший дворец — нигде не найти такого. Богатый, роскошный, утопающий в золоте, шёлке и жемчуге… Утончённый, изысканный, и даже в изобилии невозможно углядеть что-нибудь лишнее. Актеон привык к дорогим коврам, фарфоровым вазам причудливой формы, наполненным драгоценными камнями, к перстням и жемчугу, к золотым монетам и шёлковым тканям всех цветов — Сибилла одевается только в шёлк, остальные ткани она не жалует, считает их слишком грубыми… Они действительно слишком грубы для её нежной кожи. Актеон не уверен, что в сокровищнице Киндеирна есть хоть половина того, что он, Актеон, видит каждый день в Альджамалском дворце Изидор. А садами Дарара приезжали любоваться многие — как-то приезжал сам Вэлариу Анкраминне. И был впечатлён. Ему понравилось детище князя Нарцисса — ему понравились редкие цветы, яркие, словно поцелованные самим солнцем, понравились арки, фонтаны, понравились все семь уровней сада, понравились статуи, изображавшие богов, в которых Изидор верили когда-то очень давно. Актеон уверен, что нигде в мире не найдётся места прекраснее его родного уровня. Уверен, что никто никогда не сможет сделать Изидор рабами — даже Киндеирн, с которым в последнее время Сибилла ссорится всё больше. Изидор останутся великим родом навсегда, даже если их уничтожат. Даже если вырежут всех до одного. Актеон помнит, что этому их учили с самого младенчества. Что лучше умереть, но не сдаться. Лучше умереть, смыть позор поражения собственной кровью, а не жить с клеймом «проигравший» всю свою жизнь. Актеон уверен, что никто из Изидор не преклонит колен в этой войне — пусть даже «алый генерал» решит сжечь их дотла. Сибилла может быть уверена, что они или победят, или умрут. Сибилла может быть уверена, что никто из её рода никогда не сдастся, не предаст её… Никто не посмеет поступить иначе.
Белое солнце Альджамала обжигает, и Актеон почему-то радуется этому. Ему кажется, что нет ничего слаще этих прогулок жарким днём. Нет ничего слаще этого восторга, что переполняет душу с каждым мгновением, проведённым в Аменгаре. Нет ничего прекраснее этого яркого белого солнца, которое ни на миг не покидает его за всё время прогулки. Тем более, что княжна в последнее время всё чаще ссылалась на дурное самочувствие и почти никогда не звала его в свои покои. Актеон чувствовал себя лишним во дворце. Лишним и одиноким. Ему не было места в этом семействе, не было места в этом дворце. Порой молодому князю казалось, что Дарар — златая темница, в которую каждый хочет его заточить. Куда свободнее Актеон чувствует себя, когда оказывается в Аменгаре. Куда свободнее, куда счастливее… В пустыне всё кажется таким простым, таким правильным, таким чистым, что наследному князю Изидор хочется проводить всё своё время там, а не во дворце, который давно кажется ему постылым и пошлым. Раньше всё было совсем не так. Совсем иначе. В Дарар Актеон возвращается уже почти под вечер. Он не слишком спешит во дворец, не слишком спешит возвращаться в свои покои, к сестре, которую дядя уже давно хочет выдать замуж и множеству родственников, из которых почти никто не любит Актеона. Когда солнце уже не находится над головой. Когда становится куда прохладнее. Он улыбается мысли, что кто-нибудь из родственников — двоюродных дядь и тёть — обязательно будет ругать его. Как же так, наследный князь — и почти всё время проводит в пустыне. Ему следует заниматься полезным делом, безвыездно находясь в Дараре. Ему стоит проверять счета, к которым ему никто не даёт притронуться, упражняться в стрельбе из лука или метании копья, что тоже почему-то большей частью родни почитается за не самые лучшие занятия для наследника рода. Актеон ненавидит оставаться
Актеон возвращается в Дарар уже под вечер, и снова видит полный осуждения и презрения взгляд тётки Птолемы, что хотела в своё время сделать наследным князем своего сына. Этот взгляд уже кажется ему привычным. С того самого дня, когда Сибилла объявила Еона наследником, многие родственники стали относиться к нему ещё хуже, чем раньше. Обиднее всего было то, что Юмелия — сестра — была на стороне тётки Птолемы и остальных. Впрочем, обращать внимание на тётку кажется ему недостойным. Подумаешь, что там считает эта выжившая из ума старуха!.. На подобных людей не стоит даже смотреть лишний раз, не то что — думать, что у них в голове. Птолема, Юсуфия, Юмелия, Мирьям, Айгуль и многие другие женщины из рода Изидор ненавидели всё, что происходило не так, как им хотелось. Впрочем, Сибилла тоже была из числа этих женщин. Должно быть, у Маликорнов или Итиноссов всё было иначе, но Изидор уже привыкли к подобному. И Актеону порой кажется, что в женской части Дарара интриг и крови куда больше, чем в мужской. Возможно, пренебрежение Юмелии родным братом было вызвано как раз этим — она не хотела, чтобы многочисленные тётушки и кузины накинулись на неё. Впрочем, Актеону вряд ли может стать от этого хоть чуточку легче. Порой, наследнику кажется, что он ненавидит Изидор так же сильно, как и их врагов. И, возможно, хоть это и было неправильно до одури, Актеон находит и в этом свою прелесть. В конце концов, это придавало его жизни необходимую горечь. Без горечи же невозможно почувствовать и сладости, и счастья, и свободы…
Наследный князь неторопливо — спешка у Изидор не в чести, они же не какие-то сумасбродные Астарны — слезает с коня. Азур устал за этот день, и, вероятно, завтра Актеону следует взять из конюшни Ештара, а Азуру дать отдохнуть подольше. Конюшни Дарара не так хороши, как у Киндеирна или Филиппа, или Лоранда, но наследный князь уверен, что подобная мелочь будет легко устранима, если только ему удастся привить Сибилле любовь к конным прогулкам. Нарцисс Изидор больше любит ходить пешком, а наследная княжна Мадалена больше любила верблюдов, чем лошадей.
Мадалена была старше его почти на пятьдесят лет, и наследной княжной стала несколько раньше. Она почти не жила теперь в Дараре, предпочитая собственное поместье — Фелистену, что находилась почти на границе с уровнем Реветт, считавшимся южной границей подданства Феодорокис. Мрачнее Фелистены Актеон дома ещё не видел на своём веку. Мадалена не собиралась жить по правилам Сибиллы или по правилам остальных Изидор. Она жила в стороне ото всех. Её не трогали беды её рода, не трогали радости — она была изгоем для Изидор. Даже большим, чем Актеон. Она даже одевалась иначе, чем остальные девушки. Забавно… Мадалену даже прозвали «Фелистенским прокурором» за её честность, за её правдолюбие, которые так мешали тётке Мирьям, что приходилась Мадалене матерью. Она была известна во всём Ибере, как сенатор и как прокурор. Актеону казалось, что хотя бы за это её стоит уважать — она не боялась пойти против всей вселенной, если считала свою позицию правильной. Они с Сибиллой были похожи больше, чем кто-либо мог вообразить. Просто наследная княжна боролась со всем миром за правду, а великая княжна — из принципа, чтобы доказать что-то всему Ибере. И всё-таки Актеон считал выбор Нарцисса — наследную княжну выбирал именно он — вполне неплохим. Мадалена, быть может, не была столь эпатажной, как Сибилла, но была столь же гордой, столь же стойкой, и силы в ней было куда больше, чем хотелось представлять князьям Изидор или кому-нибудь ещё с Ибере, чем возможно было представить. Мадалена была куда больше достойна быть наследной княжной, нежели кто-то из её кузин. Она, по крайней мере, хоть что-то из себя представляет, даже когда обходится без помощи рода. И, пожалуй, только она из нынешнего поколения Изидор смогла бы возглавить род. Только она могла бы справиться с этими горделивыми, взбалмошными людьми. И, пожалуй, за это князя Нарцисса стоит поблагодарить. Хорошо, что он выбрал её, а не Айгуль или Юсуфию.
Должно быть, заставить великую княжну полюбить конные прогулки не будет слишком трудно — Сибилла Изидор любит развлечения почти так же сильно, как и власть или плотские удовольствия. Должно быть, Актеону удастся сделать это довольно скоро — когда княжна в очередной раз заскучает. Сибилла скучала всегда примерно раз в два-три дня. И тогда все силы череды её любовников были направлены на её развлечение. Однако, Актеону приходит в голову эта мысль только сейчас, возможно теперь всё станет несколько труднее. Теперь вот-вот должна начаться война — Киндеирн собирает войска на Сваарде, Малус — на Шайве, а Филипп Феодорокис — на Герведе. Сибилла же не так давно созвала глав всех родов, что служат княжескому дому Изидор, всех своих вассалов. Актеон не был на том собрании. Сибилла не позвала его. Как не позвала никого из рода. Княжна всё стремилась сделать сама. И никто не посмел возразить ей в тот день. И в последующие — тоже. Она была главой рода, и если Нарцисс Изидор не возражал ей, то остальные и подавно не имели этого права. Это была в первую очередь война самой Сибиллы. Нельзя было оспаривать её решения, нельзя было противиться ей в чём-либо. Возможно, конечно, это должно было показаться странным, но Актеон уже давно приучил себя к мысли, что ни в коем случае не стоит удивляться тому, что делает его род. На удивление придётся потратить много времени и сил, а ни того, ни другого у наследного князя обыкновенно нет в достаточном количестве. В доме князей Изидор всё происходящее следует воспринимать как должное. Как что-то совершенно обыкновенное и обыденное. Тогда не будет никаких проблем. Во всяком случае, лишних проблем. А Актеон совсем не любитель попадать в неприятные или скользкие ситуации.