Язык до Китежа доведет
Шрифт:
Станция «Университет» являла собой истинный шедевр тролльего деревянного зодчества. Всё в ней говорило о принадлежности к высокому миру науки. Перрон, к примеру, был выполнен в виде полки с книгами, а столбы, подпирающие двускатную крышу, напоминали свёрнутые пергаментные свитки. Сама же крыша изображала собой раскрытую перевёрнутую книгу, из корешка которой выглядывала жирная змеюка в квадратной академической шапочке.
— Красиво, атмосферно, — оценил я. — Одного только не понимаю: зачем змея? Это что, медицинский университет?
— Где ты увидел
— А куда спешить? Стоянка же целых две минуты, успеем.
— Так две минуты — это днём, — терпеливо пояснила Бася. — А с наступлением ночи, если пассажиров нет, могут вообще проскочить станцию без остановки.
Земля под ногами ощутимо задрожала, рельсы запели, и из-за деревьев, сияя огнями, выкатился красно-золотой троллейбус. Тролль-локомотив, заметив меня, отпустил ходовой рычаг и потянул ручной тормоз. Раздался скрежет, из-под колёс веером сыпанули искры, и вагон плавно остановился.
С задней площадки сошёл мрачного вида тролль-кондуктор. Проигнорировав протянутую мною монету, он молча козырнул Басе и широко распахнул перед нами двери. Едва я шагнул с перрона в салон, троллейбус плавно тронулся с места. Ни трубить в рожок, ни объявлять станции кондуктор не стал — видимо, чтобы не перебудить всю округу.
В вагоне царил уютный полумрак. Кроме нас с кисой здесь никого не было, поэтому, бесцельно послонявшись туда-сюда, я опустился на широкую лавку, расслабился и мирно задремал под частый перестук колёс.
Разбудила меня кошка.
— Сеня, просыпайся! — Мяукнула она. — Наша остановка!
Я открыл глаза и выглянул в окно.
Троллейбус неспешно подъезжал к станционному павильону с тремя деревянными самоварами на плоской крыше. Действительно, наша. Будем выходить.
Скрипнули тормоза, лязгнул, выдвигаясь, трап.
Поднявшись с лавки и с наслаждением потянувшись, я бросил взгляд на часы и даже присвистнул от удивления: уже половина двенадцатого! Быть того не может: в троллейбус-то мы сели около десяти! А тут ехать не больше шести километров. Разве что…
— Эй, Бася, — тихо, чтобы не услышал кондуктор, шепнул я. — Мы что, повторили подвиг Браго Бульбульса? Проспали свою станцию и проехали лишний круг?
— Кажется, да, — зевнула она, блеснув клыками. — А тебя что, это так сильно волнует?
— Да нет, совершенно не волнует. Просто куда-то полтора часа жизни пропали, а теперь вот нашлись, — проговорил я, с трудом подавив ответный зевок.
Помахав вслед отъехавшему вагону, мы неторопливо двинулись к «ПУПу Минотавра». Видимо, благодаря присутствию столь популярного заведения, Самоварная улица хорошо освещалась. Фонари с перьями Жар-птиц стояли тут в два раза чаще, чем в районе Муромского, да ещё и по обеим сторонам
Ярко освещённый обеденный зал встретил нас пустотой и тишиной. Ни посетителей, ни Тесея с Блаблом не видно.
— Ау, есть кто живой?
— Есть! Иди сюда, Сеня, мы здесь! — Окликнул меня знакомый радостный голос.
Из кабинки у окна высунулась сияющая физиономия Дурака.
Приблизившись, мы обнаружили и источник этого сияния: напротив Ивана, ласково поглаживая пушистого Пузю, сидела великолепная Блестина. Шлема и обсидианового копья при девушке не было, но стальная кольчуга всё так же соблазнительно обтягивала её ладную фигурку. Я даже невольно залюбовался, однако, ощутив в плече острые кошачьи когти, вздрогнул и поспешно отвёл взгляд.
— А мы по городу гуляли! — Похвастался Ваня. — Всю столицу, как есть, насквозь пешком протопали, гном её заломай. А как устали да кушать захотели — сюда пришли. Блабл сейчас на кухне возится, ужин нам собирает.
— Отлично, с удовольствием составим вам компанию, — обрадовался я, ощутив вдруг дикий голод.
Впрочем, это и не удивительно: весь мой сегодняшний рацион состоял из одинокого перчёного бублика с салом на ярмарке, да чашки чая с медовым пряником в гостях у Муромских.
— Что наш Пузя, как себя чувствует? — Спросила киса.
— Чудесно, — хохотнул Дурак, покосившись на разомлевшую от ласки кваняшку. — Когда мы пришли, дрых себе в машине на куротуровом яйце. То ли съесть его хотел, то ли высидеть. Я вот теперь и думаю: может, гном ломай, Пузя у нас девочка? Али вообще двуснастный?
— Всё возможно, жаботинки мало изучены, — Бася спрыгнула на пол. — Ой, Блестина, а где же твои красивые сапожки? — Удивилась она, сунув нос под стол.
Берегиня слегка покраснела.
— А я как сменилась, так в караулке их и оставила, — смущённо ответила она, пряча запылённые босые ножки под лавку. — Они же казённые, только на работу и обуваю.
— Только на работу? — Удивлённо переспросил я. — А в остальное время как же?
— Да так… Приходится обходиться, — опустила глаза красавица. — Ну да ладно, я привычная. Чай, не зима на дворе! А вот зимой — да, в снегу и на льду ноги сразу зябнут, хоть совсем из озера не выходи.
— А кольчужка что, разве не казённая? — Мяукнула Бася, хитро мигнув зелёными глазами.
— Казённая, — кивнула Блестина и развела руками. — Да только у меня, окромя неё, ничего и нет. В воде-то одёжа нам без надобности, плавать мешает, вот и пришлось взять на время. Не голышом же с Ванюшей по городу гулять? Люди не так поймут.