Язык до Китежа доведет

Хорунжий Дмитрий

— Да очень просто: тур это, бык дикий, токмо с головою да крыльями петушиными. За то его в наших землях куротуром и кличут. И не зверушка он, а чудище, на которое даже сам медведь, Хозяин лесной, и тот нападать поостережётся. Хвала Свету, в дикой природе птички эти только в Дол-Кур-Туре водятся, а он в стороне от пути твоего лежит.

— Где-где? — Переспросил я. — В Дол-Гулдуре?

— Нет, милок, Дол-Гулдур был когда-то в Срединных землях. Давно, очень давно. А Дол-Кур-Тур — он тут, у нас. Долина Куротура, иначе говоря.

—

Ясно. А гусь-то хоть настоящий? — Покосился я на аппетитную поджаристую тушку. — Или тоже свинокрыл какой?

— Настоящий, кушай смело. Тоже с ярмарки. А под гуська могу тебя своим, домашним пивком угостить. Желаешь? Давненько наварила, оно как раз вызрело.

— Давай, бабуля! Всё лучше, чем ничего…

— Да вот оно, на столе, — кивнула она на тыквенную фляжку.

Ну что же, совместим приятное с полезным: продегустируем местный напиток, а заодно и проверим вместимость «водолейки».

— Сто вёдер, говоришь? — Я легко приподнял флягу над столом. — Не верится что-то. Судя по весу, в ней от силы пол-литра. А может и меньше. Граммов четыреста.

— Ну да, а ты бы хотел, чтобы она все семьдесят пудов весила? Её ж тогда не на поясе носить — на телеге возить надобно! — Сварливо буркнула хозяйка, с лёгким прищуром наблюдая за мной. — И вообще… Открой сперва, потом уж сомневайся.

Недоверие было посрамлено: едва я вытянул пробку и наклонил флягу над кружкой, как пиво мощной струёй хлынуло из широкого горлышка. Через миг холодная мутноватая жидкость насквозь пропитала скатерть, морем разлилась по столу и потекла мне на брюки. Напор же всё не иссякал.

— Хватит, хватит, дружок, ты мне избу потопишь, — смеясь, остановила меня Яга. — Пробуй уж.

Заткнув «водолейку» и отставив её в сторону, подальше от греха, я поднес кружку к губам и сделал осторожный глоток. После клоповой настойки и гибридного мяса от весёлой старушки всего можно ожидать.

— О-о-о!.. — Вырвалось у меня. — М-м-м! Нет слов!

Кружка опустела в три глотка.

Подобного пива мне ещё не приходилось пробовать. ­Думаю, по сравнению с ним лучшие сорта моего мира показались бы простоватой горько-кислой брагой.

— Распробовал, соколик? — Подмигнула Яга. — То-то же! Это наш фамильный рецепт. На ячменном солоде и диком хмеле варится, на ягодах можжевеловых настаивается.

— Угу, — довольно булькнул я, наливая новую порцию.

— Так что, меняемся? За твою жестяную двухчарочную бутылочку даю три моих, тыквенных. С пивом, с водой ключевою, да одну порожнюю — авось, в дороге пригодится.

— А ты что, бабуля, не могла сама у нас флягу раздобыть? И остальные «настоящие» вещи, раз они здесь так ценятся?

— А как? — Пожала плечами старушка. — В чужом мире я от избы ни на шаг. Да и общаться с тамошним населением нам строго-настрого запрещено. Объясняйся потом с начальством…

— Запрещено, говоришь? Но ведь со мной же общаешься! — Недоверчиво хмыкнул я.

— Так у тебя же и спрашиваю: меняемся? —

Со смехом парировала она.

— Меняемся! Твои «водолейки» мне очень даже пригодятся. Жаль, в нашем мире до них пока не додумались…

Мы скрепили сделку рукопожатием, и я вернулся к трапезе.

Печёный гусь оказался худоват и жилист — видать, при жизни был спортсменом. Когда от его мускулистой ножки с гарниром остались лишь воспоминания, желудок затрещал по швам. Но аромат вяленых судачков и фляга восхитительного пива требовали продолжения банкета.

Без труда поняв, что мою тревожит душу, Яга с хитрой ухмылкой поставила на стол уже знакомую деревянную чарку и плеснула в неё чего-то из маленького кувшинчика.

— Испей, милок, живо полегчает.

На сей раз зелье клопами не пахло. Оно источало тонкий аромат летней степи, а на вкус напомнило мне холодный зелёный чай с мятой. Не успел я опустить чарку на стол, как тело охватила сильная дрожь. Все мышцы на одно долгое мгновение напряглись, словно окаменели, затем медленно расслабились.

Вместе с напряжением ушло и чувство переедания. Желудок снова опустел и даже голодно квакнул.

— Вот это зелье! — Выдохнул я. — Как же оно действует?

— Ускоряет обмен веществ, ежели по науке, — ответила хозяйка. — Всё, что ты скушал, вмиг по мышцам да жилам растеклось, растворилось без остатка. Жирок не отложится, не боись, зато теперь мы спокойно, за пивком да под рыбку, обсудим все вопросы, — она опустилась за стол напротив меня. — Спрашивай, гость любезный. Отвечу, коль смогу.

— Бабуль, вопросов уйма. И об оборотне, которого ты упомянула, и о Проводнике, но сперва скажи: куда ты меня переправила? Что за мир? А то, знаешь ли, меня терзают смутные сомнения… В наших сказках Баба Яга, уж не в обиду тебе будет сказано, злая ведьма. Она кушает путников и стережёт вход в Мир Мёртвых.

— В Мир Мёртвых? — Её седые брови полезли на лоб и спрятались под косынкой.

— Ну да. Или, если по-другому, в Навь, Царство Кащеево.

— Да что ты, соколик, помилуй! — Всплеснула руками старушка. — Какое царство?!

У меня даже отлегло от сердца. Вот только Нави мне для полного счастья и не хватало.

— Какое такое царство? — Меж тем продолжала Яга. — Мы уж, почитай, четверть века, как республикой стали. Федеративная демократическо-монархическая республика Навь. А правит нами всенародно избранный президент-батюшка, Кащей Бессмертный.

Глава 6

— Да чегой-то ты зеленеешь, друг Арсений? — Забеспокоилась хозяйка. — Ещё настоечки клоповой подать, али сразу чистым угостить? Он у гномов ядрёный, забойный!.. Из свеколки сахарной гонят, песком алмазным да серебром очищают.