Язык до Китежа доведет
Шрифт:
— Во, так я и думал, — довольно усмехнулся Ваня. — Эй, вы, двое из ларца, пятачки на пол-лица!
Молодцы проснулись, зашевелились, попытались подняться, но, ощутив кожей холод металла, испуганно замерли. Только губами шлёпали да глазами вращали.
— Договор дороже денег, — ехидно проговорил Дурак. — Выполните за Белосвета последнюю, самую лёгкую работу: помрите с честью, забодай меня петух!
— Пощади, добрый молодец! — В один голос запричитали вмиг протрезвевшие верзилы. — Неохота нам помирать. Проси всё, чего надобно, любое желание
— Ага, испугались? А ну-ка живо разорвите договор с этим мужичком, и валите в свой ларец, чтобы никто и никогда вас больше не видывал. Да побыстрее, петух бодай! А то руки устают, не ровён час — зарублю обоих к вашей бабушке… — Ваня опасно покачал бердышом.
Черноглазый верзила достал из воздуха свёрнутый в трубочку кусок пергамента и протянул Белосвету.
— Рви скорее, хозяин. Нам самим не позволительно. Таков закон змеев…
Однако бородач не торопился. Приняв свиток, он сперва почитал, дотошно изучил свою «подпись», и только после этого изорвал договор на мелкие кусочки.
Рыжие верзилы вздохнули с облегчением, распались сгустками плотного тумана и пропали. В вечернем воздухе мерзко запахло сероводородом.
Дурак, отбросив бердыш, хлопнул Белосвета по плечу и жизнерадостно подвёл итог:
— Вот и все дела, забодай петух! Может, за стол воротимся? Борщ, поди, остыл давно. А кушать-то хочется!
— Истину глаголешь, сын мой, — встрепенулся батюшка, поднимаясь на крыльцо. — Надобно накормить и сего заблудшего мужа. Бедолага две седмицы не жрамши… то бишь, не кушамши.
Мы вернулись в хату и вновь расселись по лавкам.
От запаха еды у мужичка закружилась голова. Схватив две ложки, он набросился на холодный борщ и не успокоился, пока не опустошил все четыре тарелки. Матушка сняла с печки чугунок, заглянула в него и огорчилась:
— На самом донышке осталось. Чем же я вас, гости дорогие, потчевать-то стану? Одним вутёнком пятерых не насытить.
— Не волнуйтесь, матушка, — я расстелил на столе самобранку. — Сейчас всё будет! Скатёрка, дай-ка нам борща с пампушками да кабаньих отбивных! Ну, и чаю с пирогами.
Отец Сергий только руками развёл от удивления, глядя, как на пустой скатерти материализуются заказанные блюда.
После обильного ужина, когда все, сытые и довольные, отвалились от стола, Белосвет повернулся к Ивану.
— Скажи-ка, добрый человек, как смог ты столь ловко разрешить беду мою?
— Да чего там разрешать, — усмехнулся Дурак. — Ты же, брат, сам сказал, что молодцы твою жизнь забрали. Выходит, что жизнь человеческая — сплошь работа. А коли жизнь есть работа, то и смерть — тоже, забодай меня петух! Ежели они за тебя живут, значит, и умереть за тебя должны. Договор-то дороже денег! Я верно мыслю?
И вновь его убийственная логика меня поразила.
И не только меня: Мидавэль со священником тоже сидели со слегка очумевшими лицами.
— Всё гениальное просто, — наконец выдавил из себя эльф. — Выход там же, где и вход. Дай, Ваня, пожму твою могучую лапу. Кажется,
— Ковалём стать хочешь? — Обрадовался Дурак, протягивая руку. — Это можно! Вот встретим по пути кузницу, живо научу тебя подковы ковать. Или гвозди, петух забодай.
— Если это подарит мне мудрость, подобную твоей, я согласен! — Рассмеялся Мидя.
Свернув скатерть, мы дружной гурьбой вышли во двор.
— Спасибо за хлеб-соль, отец Сергий, — поблагодарил я.
— Да мне-то за что? — Удивился священник. — Это вам спасибо! И харчами своими угостили, да ещё и задачу невыполнимую решить помогли.
Белосвет стоял в сторонке, поглядывая на нас и нервно теребя в руках край рубахи.
— Как мне отблагодарить вас за спасение? — Наконец выдохнул он. — Я не богат, да руки на месте. Могу баньку срубить али бричку сколотить. А хотите — коровушку дойную приведу? Молоко рекой течёт, только подойники подставляй. Завсегда со сметанкой да маслицем будете.
— Ты, браток, помоги лучше отцу Сергию церковь подлатать, — ответил Ваня. — И впредь умнее будь, петух бодай! С нечистью не связывайся. Поди, знаешь теперь, как с нею дружбу водить.
Пообещав назавтра вернуться с работниками и тёсом для крыши, счастливый бородач запрыгнул на свою гнедую лошадку, махнул на прощанье рукой и под звонкий перестук копыт скрылся в темнеющем лесу.
— И нам пора, темнеет уже, — зевая, произнёс Мидавэль. — Отец Сергий, вам не помешает, если мы расположимся на ночь в лесу, возле церкви?
— Лучше уж, други, у меня останьтеся. Места всем хватит. В тесноте да не в обиде.
— Спасибо, батюшка, да только у вас в дому дитя малое, а мы мужики взрослые, храпящие, — ответил Ваня, многозначительно косясь на меня. — Лучше уж в своём возке заночуем.
— Что ж, ночуйте, — кивнул священник. — Но вот вам мой совет: от погоста подале ставайте. Больно неспокойный он ныне.
— Что значит неспокойный? — Заволновался я. — Нежить кладбищенская буянит?
— И нежить тоже, да не в ней дело. К нежити мы привычные. Тут дело куда сурьёзнее. Третьего дня помер на селе старик один, страшный колдун. Всё соседям пакостил, сглаз да порчу наводил. А кой-кого и в могилу спровадил. Мыслю, он-то диавольский ларец Белосвету на двор и подсунул. С него станется. Теперь вроде помер, да и после смерти всё не угомонится никак. Встаёт ночами из могилы и непотребства разные учиняет.
— Какие такие непотребства? — Заинтересовался Ваня.
— Да кто ж его знает? — Пожал могучими плечами поп. — Я до рассвета носа со двора не кажу. Боязно…
— Что ж, благодарим за совет, — кивнул Мидавэль. — Раз такие дела, станем в стороне от кладбища.
Простившись с добрым священником, мы вышли со двора и направились к церкви, где ждали нас Тавия с «уазиком».
Иван тут же забрался на пассажирское сидение, зевнул и с хрустом потянулся.
— Страх, как спать хочется! Скорей бы уж отыскать местечко да храпака задать, бодай меня петух.