Язык до Китежа доведет
Шрифт:
Утром старый погост утратил большую часть своей мрачности и загадочности, но оставаться здесь совершенно не хотелось. Хватит с меня приключений.
Выбравшись на дорогу, я ускорил шаг.
В нашем временном лагере всё оставалось по-старому: эльф тихо спал в шатре, Тавия дремала рядом, а Дурак сладко посапывал в салоне «уазика».
— Чем сейчас займёшься? — Подала голос Бася. — Погуляешь или досыпать ляжешь?
— Даже не знаю. Честно — не знаю. Уснуть сейчас вряд ли получится, хотя после такой ночки и не мешало
— Полежит он, подумает… О чём? Или, точнее — о ком? Об Оле, небось? — Прозорливо мяукнула кошка. — Да, Сень, чувствую, нелегко тебе будет её отпустить…
Я только вздохнул и покачал головой.
— Это сильнее меня. Таково, киса, свойство человеческой натуры: о чём нельзя, о том и думается.
— Может, поступим по-другому? Так, как врачеватели душ советуют. Хочешь, поговорим? Поговорим, обсудим, и тебе сразу станет легче.
— Вряд ли, — я осторожно ссадил Басю на землю. — Не очень-то верю я в эти психологические штучки. Скорее, только сильнее задепрессирую. Но за предложение спасибо.
— Если решишься, то знаешь, где меня искать, — она ласково потёрлась о ногу и скрылась в шатре Мидавэля.
Сбросив ботинки, я растянулся на пахнущей сеном лежанке, заложил руки за голову и прикрыл глаза. Хотел собраться с мыслями, поразмышлять о жизни и её превратностях, но не успел. Сказалась ночная усталость. Морфей приветливо распахнул свои объятия, мягко и быстро погрузив меня в сон.
Без луга, без реки и без Оли.
Сколько проспал — понятия не имею. Казалось, только-только опустился на подушку, а меня уже требовательно трясут за плечо.
— Поднимайся-просыпайся, соня! — Надо мной маячило довольное Ванино лицо. — Утро настало, солнышко встало, а ты, петух бодай, всё дрыхнешь, как сурок степной! Тебя не Арсением, а Арсонием наречь надо было. Чуть что — сразу храпака задаёшь. Вылезай скорее, завтракать пора. Там Бася со скатертью агромадный кусок свинятины изжарили, запах на весь лес стоит! Мы слюнями обливаемся, а без тебя кушать не с руки, забодай петух.
— Да уж… Любовь приходит и уходит, но кушать хочется всегда, — печально констатировал я, выбираясь из машины и хорошенько потягиваясь.
Над лужайкой и впрямь витали умопомрачительные ароматы печёного мяса, жареного лука и картошки. Устоять перед ними я не смог, потому быстренько умылся и присоединился к друзьям.
Ваня с эльфом уже давно сидели над самобранкой. В самом её центре красовалось деревянное блюдо с внушительным куском свинины, рядом — буханка свежего ржаного хлеба, миска квашеной капусты и тарелки с жареной картошкой и золотистыми кружочками лука. Довершали вкусную картину три литровых кружки с пенистым квасом.
— Мальчики, кто хлебушек и буженинку порежет? — Мяукнула киса. — Я не могу, у меня лапки.
Мидавэль взялся за кинжал и придвинул к себе
— Ваня, стой! — Рыкнула вдруг кошка не своим голосом. — Брось нож! Быстро!
Мы чуть не подпрыгнули от неожиданности. Иван глянул на взъерошенную Басю и испуганно отбросил клинок.
— Так-то лучше, — облегчённо вздохнула киса, садясь. — Плохая это вещь, Ванюша. Злая. Её и в руки-то брать нежелательно, не то, что к еде прикасаться.
После её слов у меня зародилось смутное подозрение. Чтобы его проверить, пришлось вставать и шарить в высокой траве. Как оказалось, не зря. Предчувствия меня не обманули: нож-то до боли знакомый! Да-да, тот самый, с копьевидным остриём и волчьей головой на роговой рукояти.
— Вань, откуда он у тебя? Его же стянули из моего рюкзака задолго до нашей встречи!
— Да вчера в лесу нашёл, — пожал плечами Дурак. — Возле той поляны, забодай петух, где мы оборотней угробили. Пошёл за колодой, могилку ихнюю привалить, глядь — а он из пенька трухлявого торчит. Ну не оставлять же? Работа, конечно, так себе, а вот железо хорошее, вот я и взял. Перековать на что-то можно.
— Зря взял, — мяукнула Бася. — Железо, может, и хорошее, да сам нож — не очень.
— Оля-Яга тоже говорила, что вещь это недобрая и надолго у меня не задержится, — припомнил я. — Может, объяснишь, наконец, в чём дело?
— Что ж, слушайте, — сдалась кошка, запрыгивая ко мне на руки. — Непростой это клинок. Очень непростой. Им нельзя резать хлеб и кроить мясо, нельзя рубить ветки и щепать лучину. Не для того он создан. Это Нож Оборотня, вещь магическая и тёмная. Хозяин вонзает его в пень или просто в землю, кувыркается сверху и обращается в зверя.
— То есть, выходит, что без своего ножа оборотень уже не опасен? — Поинтересовался эльф, присев и с любопытством разглядывая резную рукоять.
— Ошибаешься. Опасен. Нож лишь избавляет владельца от дикой боли при перекидывании. Он втягивает её в себя, высасывает и накапливает. А при случае выплёскивает назад. Потому так страшны раны, нанесённые этим оружием. Даже мелкая царапина способна привести к жестокой и мучительной смерти.
В памяти во всех подробностях всплыла давняя стычка с хищноглазым владельцем ножа. Меня передёрнуло.
— Изготовить такой клинок может только истинный оборотень, и только раз в жизни, — продолжала между тем киса. — Он должен выковать его сам, без посторонней помощи, а закалить — в собственной крови. Потому-то и бережёт как зеницу ока. Нож — главное сокровище оборотня.
— Ну, хозяин этого сокровища нам уж точно не навредит, — довольно хохотнул Ваня. — Гниёт себе тихонько в ямке вместе с прихвостнями, петух их бодай. Мы же молодцы, всех на той поляне положили.
— Нет, не всех, — заметил Мидавэль. — Один сбежал, помните? В самом начале битвы.