Йи Дэи. Смерть палача
Шрифт:
Мужчин оглушило и отбросило от камня, над которым вызывали зверя. Первым пришёл в себя Учитель. Трезво оценив, что из четверых незнакомцев наибольшую опасность представляет Заклинатель, он связал его первым и по всем правилам дознания. Лишённый браслетов, ожерелий, заговорённых камней и монет, с завязанными глазами и заткнутым ртом, этот враг перестал быть самым страшным, хоть и не потерял всей своей силы.
Пару торговцев и селянина Учитель тоже связал: он собирался в горы и нёс с собой достаточное количество верёвки. По мере того,
Он ещё не решил, что с ними делать.
Интуиция подсказывала, что всем будет лучше, если эти четверо умрут.
Разум протестовал: им не задан ещё ни один вопрос, неясно, действовали они сами по себе или являются частью чего-то большего.
Когда Заклинатель пришёл в себя и яростно задёргался в путах, Учитель принял решение: за пять дней пути до клана Звёздной Императрицы ни он, ни трое его спутников не успеют умереть от голода и жажды, но помогут нести Отшельника и связанного Заклинателя.
Диаойу отзывалась Учителю уже не так чётко, как ещё пару дней раньше, но сумела привести его к месту, спрятанному Гэнгэлиэн от глаз живых существ.
Селянин и торговцы попытались объяснить, что попали под злые чары, ничего не помнят и попросили их отпустить, но Учитель объявил им, что их свобода зависит от того, насколько хорошо они помогут ему донести до земель клана его раненого друга и связанного Заклинателя.
Отшельник при посторонних не решился задавать вопросов о том, почему перестал чувствовать ноги.
Девочка с ужасом признала в крепко связанном пленнике мужчину из своей общины, но не пыталась ни заговаривать с ним, ни вообще разговаривать при нём.
— За что ты с ним так?.. — с укоризной спросила она Учителя, когда он взял её с собой на охоту — ведь он специально это сделал, чтобы она заговорила.
— Он намеревался выпустить в наш мир зверя из ада.
Гэнгэлиэн зажала себе рот руками, чтобы заглушить возмущённый писк.
— Но как он посмел?!
— Об этом я и спрошу его, когда доберёмся домой.
Этой же ночью девочка, наконец, решилась попробовать на волке те приёмы, которым учила бабушка. Бабушка умела приманивать любых птиц и зверей, внушала им, что они сами хотят идти туда, где хочет видеть их стареющая красавица. У Гэнгэлиэн это всё почему-то не получалось. К ней не подлетали птицы, не подбегали зайцы, от неё гордо уходили козы, на неё насмешливо стрекотали белки... но она по ночам встречалась взглядом с янтарными глазами волка — и у неё начинало болеть плечо.
То самое, что у волка было проткнуто камнем: она была уверена, что это камень.
Учитель помог погрузиться в глубокий сон пленникам и сам задремал у огня, не выпуская из руки Дэйю: случись что, она направит, куда надо, даже спящую его руку.
Отшельнику не спалось. Он попросил Учителя больше не шутить с ним так жестоко, не лишать его возможности чувствовать всё
— Я палач, Гэнгтижэнши. Палач, не лекарь. Лекари не будут лишать тебя боли, чтобы видеть, верно ли направляют лечение. А я способен избавить тебя от болей, и я делаю это просто потому, что мне так удобнее.
— Но я парализован!
— Всего лишь ниже пояса.
— Но ты же видишь, это доставляет мучения не только мне!
В неверном свете костра было видно, как покраснел Отшельник, вспоминая, как ему теперь приходится отправлять свои естественные надобности — в присутствии незнакомцев и маленькой девочки! С их непосредственным участием! Он словно упускал из внимания то, что выросшая среди Заклинателей Гэнгэлиэн давно уже знает, как устроены тела людей, и, наверняка, не раз ухаживала за больными и стариками — так ловко управляться со всем этим мог лишь тот, у кого есть опыт. Не спасало и то, что Учитель обрезал почти по пояс его рубаху, снял с него штаны и подкладывал под опасную зону совсем ветхие лоскуты одежды.
— Ты неверно оцениваешь те мелкие сложности, которых требует уход за тобой. Отдыхай, копи силы для борьбы с недугом. Они понадобятся тебе быстрее, чем ты бы того хотел.
Теперь маленькая Гэнгэлиэн сидела рядом с ним, держала его за руку, и Отшельнику было вновь стыдно за то, что он раскапризничался прямо у неё на глазах. Он, такой зрелый, перезрелый мужчина, мог бы быть прадедом — а может, и бегают где-то в горах его правнуки! — и так расклеился рядом с малышкой...
— Бохупаэ! — ей казалось правильным называть очень умного мужчину именно так, Знатоком, Эрудитом. — Бохупаэ, скажи. Если мы чувствуем боль другого живого существа... оно должно чувствовать наши просьбы?
Эти слова были так неожиданны, что у Отшельника перехватило дыхание. Он, неоднократный свидетель попыток девочки контролировать зверьё и птиц, понимал, насколько болезненную для неё тему подняла Гэнгэлиэн, решилась к нему обратиться. Он вновь ощутил себя сильным и почти совсем забыл о недавних страданиях:
— Мне не доводилось чувствовать чужую боль. Но я читал, что это — признак родства душ, когда чувствуешь боль другого человека, и признак призываемого зверя, когда боль не людская...
— Значит, я могу позвать волка, и он ко мне подойдёт? — девочка встрепенулась, как воробышек. — Я его позову, и он подойдёт, и даст мне полечить его лапу?!
Отшельник улыбнулся:
— Дай ему имя, и тогда узнаешь, подойдёт ли.
— Хусэдэ1! — радостно захлопала в ладоши девочка.
— Аауууу!.. — отозвался по ту сторону костра волк, делая шаг в круг света.
1
Хусэдэ — серенький
Глава 11. "Мой первый ожог мне оплатит земля...!