Йоше-телок
Шрифт:
Женщины в платочках держатся в стороне. Они не смеют подойти к гробнице цадика, где собралось так много мужчин. Молятся издалека, стоя, словно нищие у дверей дома. Мальчики из бедных семей стоят с корзинками и продают свой товар: свечки, бумагу, даже пирожки и водку. Мужчины пьют за здоровье друг друга посреди кладбища.
Реб Мейлеха, старика за восемьдесят, косматого, с зеленовато-седыми, как будто моховыми, бровями и бородой, ведут на кладбище под руки.
— Дорогу! Дайте дорогу! — кричит габай Исроэл-Авигдор.
Борода Исроэла-Авигдора теперь скорее седая, чем рыжая, но он еще силен. Каждый день он нюхает все более крепкий
— Имейте уважение! — кричит он людям, что толпятся вокруг старого ребе. — Не все сразу!
Теперь он усердно оберегает ребе, куда больше, чем раньше. Ребе слаб, он зачастую не узнает в лицо своих хасидов, почтенных обывателей и богачей. Его сыновья — уже пожилые люди, которые не могут дождаться, когда к ним перейдут полномочия ребе, — больше не боятся отца, как в прежние годы. При живом отце они в открытую ведут хасидские застолья, принимают записки, берут плату за советы и отбивают друг у друга хасидов. Больше всего они гоняются за богачами и раввинами.
У Исроэла-Авигдора от этого душа болит. Он знает, что двор хасидского ребе — как, не будь рядом помянут, двор императора. Сила его заключается в династии. Должен остаться кто-то один. Только так можно удержать хасидов. Если разделять власть, все разваливается. Исроэл-Авигдору известно, что дети ребе ненавидят его, как и он их. А еще они боятся габая — он слишком много о них знает. И истово оберегает старого ребе, реб Мейлеха. Охраняет его как зеницу ока.
Ко двору ребе все время прибывают новые люди. Они обмениваются приветствиями, молятся, пьют за здоровье друг друга.
Вдруг в бесмедреше появляется чужак с мешком на плечах и палкой в руке. Едва он переступает порог, все поднимают глаза и с любопытством вглядываются в него. Ешиботники, оторвавшись от Талмуда, принимаются рассматривать вошедшего.
Это долговязый, костлявый мужчина с черной как смоль бородой и пейсами, большими черными глазами, в одежде, сплошь покрытой пылью, — видно, от дальних странствий. Подпоясан он веревкой. Башмаки сильно истоптаны. И мешок на его плечах старый, очень пыльный и залатанный. Палка слишком длинная для него, толстая и сучковатая. Он перекладывает ее из правой ладони в левую, освободившейся рукой касается мезузы и целует пальцы. Затем скидывает с плеч мешок и моет запыленные черные руки под медным рукомойником.
Люди подходят к нему, протягивают руки.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте.
— Откуда вы?
— Отовсюду, — отвечает чужак.
Людям становится не по себе. Они спрашивают у него еще что-то, но тот молчит, избегает разговоров. Вынимает из мешка талес и тфилин, надевает — но он покрывает голову талесом иначе, чем остальные. Это вызывает у всех удивление. Еще сильнее люди удивляются, когда чужак надевает на себя сразу две пары тфилин. Он молится, стоя у двери.
После молитвы хасиды хотят угостить его водкой и медовой коврижкой. Он качает головой, показывая, что не хочет пить.
— Сегодня йорцайт старого ребе, блаженной памяти, — говорят они.
— Знаю, — отвечает он.
Чужак вынимает из мешка несколько тонких ломтиков хлеба и тряпочку с солью. Потом моет руки, долго произносит благословение и макает хлеб в соль. Запивает водой из большого жестяного синагогального ковша. Произнеся благословение после еды, он спрашивает:
— Исроэл-Авигдор все еще служит габаем?
— Конечно! — отвечают ему. — Что
— Я хочу его видеть.
— Он должен скоро прийти, — говорят люди. — Он у ребе.
— Пусть его позовут! — приказывает чужак. — Передайте, что гость хочет ему что-то сказать.
Повелительный тон незнакомца, его уверенность наполняют собравшихся страхом. Несколько человек сразу же отправляются за Исроэлом-Авигдором. В ожидании габая он оглядывает все вокруг большими черными глазами, как будто все ему в новинку.
— Это построили после пожара? — спрашивает он.
Юноши, не помнящие пожара, улыбаются. Люди постарше отвечают:
— Да, после пожара, не будь нынче помянут.
Когда появляется Исроэл-Авигдор, чужак подходит к нему и протягивает руку.
— Здравствуй, Исроэл-Авигдор.
Тот окидывает оборванца пронзительным взглядом. Он зол: что это за нищий такой велел послать за ним?
— Кто ты такой? — гневно спрашивает габай.
Он сразу же обращается к чужаку на «ты», чтобы поставить его на место.
— Гость, — отвечает тот.
— Чего ты хочешь?
— Увидеться с ребе.
Исроэл-Авигдор багровеет, краска заливает его лицо, шею, затекая за поросшие волосами уши, как это бывает со всеми пожилыми людьми, которые много пьют.
— Он хочет увидеться с ребе, — ядовито говорит габай и оглядывает чужака, прищурив один глаз, — нет, вы слышали? Вот молодец! Вперед! Ребе только тебя и дожидается.
Исроэл-Авигдор смотрит на всех, он хочет увидеть выражение лиц собравшихся. Но чужак ничуть не смущен.
— Исроэл-Авигдор, — приказывает он, — сейчас же ступай к ребе и скажи, что я жду. Я пришел издалека.
Краска сбегает с лица и из-за ушей габая. Он бледнеет. Повелительный тон чужака, его странный вид, его слова «я пришел издалека», «я жду» — все это пугает его. Он ведь давно уже служит здесь габаем и знает ребе как свои пять пальцев. И уговорить его на что-то не так уж просто. Но сегодня йорцайт старого ребе. А старика он, Исроэл-Авигдор, не знал. О нем рассказывают чудеса, и габай верит рассказам. В его голову, несколько затуманенную после многих рюмок, что он сегодня выпил с хасидами, приходят странные мысли. Ему вспоминаются истории о старых хасидских ребе, о ламедвовниках [149] , о пророке Элиягу, который скитается по свету, о мертвецах. Сразу же присмирев, он говорит:
149
Ламедвовник, от др.-евр. «ламед-вав цадиким», «тридцать шесть праведников». Согласно еврейской мистической традиции, в мире существуют тайные — неведомые людям — праведники. Только они оправдывают перед Богом существование нашего мира; их всегда 36, и, если их станет хотя бы на одного меньше, грехи остального человечества перевесят и наступит конец света.
— Уже иду. Что мне сказать, если ребе спросит, кто хочет его видеть?
— Человек, — отвечает чужак, — гость.
— Пойдемте со мной, — просит Исроэл-Авигдор.
Габай больше не обращается к нему на «ты». Он почтительно подводит его к дверям комнаты ребе. Оставляет чужака подождать у двери и входит к ребе. Со страхом в голосе сообщает о посетителе.
Исроэл-Авигдор передает ребе слова чужака:
— Скажи, что я жду. Я пришел издалека.
Реб Мейлех напуган еще больше, чем габай.