Your Mistake
Шрифт:
Медленно, шаг за шагом, я возвращал себя в нормальное состояние после приступа, излечиваясь от фобий и маний, я вел себя к свету разума точно ребенка за руку, помогая преодолеть высокие ступеньки, я возился со своим рассудком, как с музейной редкостью на реставрации, подобно палеонтологу, я разыскивал уцелевшие в песке безумия кости и складывал одну к другой. Я истово верил в свое исцеление, а значит, был на пути к успеху.
Это туман, – твердил я нехитрую мантру, – это просто туман. На этот раз он обошелся мне дороговато, но жизнь продолжается!
Я даже ни разу не позвонил учителю, я справлялся сам.
Внизу, в комнатке, которую миссис Флиттл гордо называла «офисом»,
В четверг Слайт притащил папку с моими показаниями, я взял ее и спрятал в собственный сейф. Все было ясно без слов, мы кисло улыбнулись друг другу, старина Фрэнк шумно вздохнул и рухнул в кресло, требуя шерри.
– Ты только не сердись, – невесело буркнул Слайт. – Если мы пришьем ему изнасилование, он откупится и заляжет на дно. Скандал замнут и забудут, а девчонки снова пойдут под нож. Мне же нужно хорошенько ухватить его за жабры! Тот портрет, что ты видел, – очень хороший след, кто-то его таким видел, кто-то его так нарисовал! Не знаю, почему он не уничтожил картину, но это почти улика, которую я не могу игнорировать, понимаешь?
– Понимаю, – кивнул я, доставая бутылку. – Ты хочешь, чтобы я вернулся в Стоун-хаус?
– Боже упаси! – искренне замахал руками Слайт. Но задумался, что послужило ответом.
Впрочем, он быстро простился с сорванными планами и жестко подтвердил:
– Я не хочу этого, док. Не могу я снова тащить тебя сквозь эту пакость. К тому же… – он на миг замолчал, но, видимо, твердо решив играть со мной в открытую, продолжил, – к тому же ты теперь любовник этого подонка, а значит, тебе угрожает опасность.
– Я знаю, – пожал я плечами и больше к этой теме не возвращался.
В ту же ночь я впервые достал из шкафа историю болезни сэра Курта Габриеля Эдуарда Мак-Феникса и внимательно изучил, неторопливо листая страницы. Я почувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы вновь заняться своим «сомнительным наследством».
Теперь, слегка успокоившись и протрезвев, выйдя из штопора своего психоза, я все меньше злился на него, понимая, что сам загнал обоих в безвыходную ситуацию. Я ставил себя на место Курта и хватался за голову: врач, приехавший лечить, устроил в доме такой спектакль, что и здоровый человек психанул бы. Слайта просто распирало от азарта, а я не гордился собой, нет, мне почему-то было стыдно за то, что я нашел портрет и сдал полиции чудовищное альтер-эго лорда. Мне было страшно: из-за какой-то картины я съехал с катушек и чуть не убил пациента, который мне ничем не угрожал, я бросился на него с топором, потом стрелял, ранил его, черт, я столько натворил в своем припадке, что лорд обязан был сдать меня в полицию. Он поступил иначе, «по-плохому», он расценил мою истерику по-своему, но я ему позволил сам, я сдался, уступил, он ведь не знал, что так я выкупаю свою жизнь, он-то меня убивать не собирался! Мак-Феникс, судя по всему, был доминантом, моя покорность, откровенный страх взломали клетку, внутренний зверь сорвался с привязи и насладился мной с чисто животной жесткостью. И вместе с телом он разодрал мою гордость, мое достоинство мужчины, все мои жизненные
Я и сам не заметил, как вновь попытался оправдать Мак-Феникса.
Более того, я по-прежнему хотел с ним общаться. Хотел ли я поймать маньяка или же помочь заплутавшему в собственных страстях человеку, я не знал. Я обижался, я боялся, боялся этой сущности с портрета, но и тянулся к нему, и хотел обыграть его в шахматы, и прокатиться на яхте, и черт знает, что еще творилось в моей душе, когда я думал о Мак-Фениксе. Стокгольмский синдром? Только его мне и не хватало в обширном списке моих психозов.
Но может, это синдром доктора Патерсона? Я думал о Мериен, она ведь тоже была моей пациенткой, но я ей помог, и вот теперь она меня любит. Кто знает, если я успешно поработаю с Мак-Фениксом, вдруг получу реальную возможность назвать его своим другом? Если, конечно, до этого не упеку в Бродмур.
В одном я соглашался с Фрэнком: я должен был вернуться в Стоун-хаус. Портрет интриговал не только Слайта, я сам хотел узнать о нем как можно больше. Если загадочный художник увидел в лорде маньяка, со временем он может стать свидетелем обвинения.
Увы, шансов все разнюхать у меня не было. И дело вовсе не в желании или протесте инспектора, просто сам Курт Мак-Феникс не захочет пустить меня на порог. Зачем ему проблемы? Зачем ему врач, доводящий пациента до припадка? И как мне объяснить, что я искал в его кабинете? Я должен был все хорошенько продумать, так замесить историю из правды и неправды, чтобы не стыдно было рассказать человеку по прозвищу Стратег.
Я сбежал и послал его к черту, и с тех пор мы с ним не общались. Но при этом он оставался моим пациентом, и от выводов, представленных мной комиссии, зависела его дальнейшая судьба. Я оставлял за ним право хода и собирался играть, отталкиваясь от его стратегии, я знал, что он придет, поэтому внимательно читал историю болезни. Я хотел встретить лорда во всеоружии.
Он приехал вечером в пятницу, в тот час, когда я, покончив с очередным анализом, готовился лечь спать. Каюсь, я вычислил взвизг «Ягуара» за два квартала, замер, вслушиваясь в нарастающий рев и пытаясь унять бешено колотящееся сердце. С волнением, непонятным мне самому, я был вынужден признать, что все это время ждал, ждал хоть какой-то вести от Курта, надеясь неизвестно на что.
Рассержено фыркнули тормоза, хлопнула дверца, настойчивый звонок оповестил весь дом о прибытии лорда. Входная дверь приоткрылась, и только тогда я вспомнил о полицейском, дежурящем внизу. Раздались мужские голоса, потом звуки борьбы, какая-то возня, и в мой кабинет ворвался Курт Мак-Феникс. Пальто лорда было порвано, рука поцарапана до крови; он лишний раз с недоумением оглянулся и пожал плечами. Потом поднял на меня глаза:
– А я за тобой, Джеймс. Ну что, поехали?
– Садись, поговорим, – кивнул я, без лишних споров переходя на «ты». – Кстати, что ты сотворил с любимым племянником хозяйки?
– С этим пижоном? – хмыкнул Мак-Феникс, снимая пальто и осматривая повреждения. – Я думал, он твой пациент из буйных.
Я вопросительно смотрел на него.
– Да что с ним будет, отлежится. Подумаешь, нокаут.
– Садись. Я пролистал историю твоей болезни, и кое-что показалось мне странным. Надеюсь, ты восполнишь все пробелы.