Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
– Кого?
– не понял Власов.
– Да этого... Рукосылу. Он, как напьётся, начинает буянить, - пояснил Михаил.
– Это у него такой имидж. Ну, в смысле, ложный гештальт, - пояснил он зачем-то.
– А у немца чем пахнут коленца?
Как обоссаные полотенца!
– продолжал кривляться Рукосыло.
– Н-да, сейчас выкинут, - заключил Михаил.
– Уже было. Этого типа судили...
– Я в курсе, - усмехнулся Фридрих.
В глазах Михаила мелькнуло уважение.
– Хорошая у вас память... Профессиональная, - вздохнул он.
– Жаль, если вашу контору разгонят. Что, скорее всего, и произойдёт. Когда всё
– Вы о чём?
– не понял Власов, потом вспомнил, посмотрел на экранчик: дат скачался. Он осторожно отсоединил шнелль-карту и отдал её владельцу.
– Ну что ж. Я с вашим трудом ещё не знаком, но в выводах сомневаюсь заранее. Вряд ли что-то случится с моей страной... или хотя бы с моей, как вы выразились, конторой.
– Вы сначала послушайте, - с лёгкой обидой в голосе ответил Михаил.
– После суда Гельман большой концерт устроил с этим Рукосыло. Так его со сцены сбрасывали.
Тем временем Рукосыло прочитал ещё несколько двустиший того же содержания, постепенно понижая голос до шёпота, и вдруг заорал:
– А у русского нету штанов!
– и начал стаскивать с себя порты.
Власов невольно привстал: это было уже слишком.
– Нету! Нету! Бе-бебебе!
– кричал Рукосыла.
– Нету-нету-нету!.. штанов у русского поэта!
– наконец, с портов отлетела пуговица и ширинка лопнула. Показались розовые трусы.
– Нате, нате! Суки грёбаные! Соси-и-и...
– поэт запустил лапу в мотню.
Тут за его спиной появились - Власов оценил скорость реакции, она было на хорошем уровне - двое высоких мужчин в одинаковых костюмах с галстуками. Они подхватили поэта под руки, ловко вывернули локти и легонько подвинули к двери. Тот вздумал орать и брыкаться, но резкое движение одного из мужчин его успокоило.
Через несколько секунд дверь за ними закрылась. Точнее, закрыл её Калиновский, проскользнувший ужиком в залу.
Фрау сдвинула ладошки, и все зааплодировали. Видимо, такой конец творческого выступления никого не удивил и уж точно не огорчил.
Гельман остался один. Смущённым он не выглядел - даже, скорее, наоборот.
– Вот, господа! Единственный настоящий русский поэт современности! Живёт как пишет!
– объявил он и комично раскланялся.
Снова раздались хлопки - пожиже.
Через пару минуты Гельман вновь оказался возле Власова. Вид у него был крайне недовольный.
– Ну вот, - отдуваясь, сказал он, и снова выпил - так, как в жару пьют лимонад, - извините сто раз, Фридрих Андреевич. Это должно было быть часа через два, когда все, так сказать, разогреются... Ну ничего, тоже неплохо получилось. Русское искусство в его высшем воплощении, - он явно хотел сказать что-то еще, но неприязненно взглянул на Михаила, затем вновь, уже умоляюще - на Фридриха. Власов понял, поднялся и пошел за ним.
– Что пошло не по плану?
– решил выяснить ситуацию Фридрих.
– Этот идиот, ну вы его видели...
– Гельман махнул рукой, - припёрся раньше положенного. И сорвал мне планы.
– Такого субъекта лучше держать на цепи, - пожал плечами Фридрих.
– Неплохая идея, но у меня были бы неприятности...
– процедил галерейщик.
– Чёрт, он сорвал мне всё... Власов, - он снова начал называть Фридриха по фамилии - нам очень нужно побеседовать. Вам это, может быть, нужно больше, чем мне. Но меня пасут. Люди Бобкова, Калиновский, все... А сейчас мне сорвали удобный момент. Но вы ведь еще не уезжаете
– Мы, конечно, не можем обсуждать это по телефону. Но мы встретимся и поговорим спокойно. Два умных человека всегда договорятся... А сейчас, извините, я лучше пойду, - внезапно заключил он.
– Будете разговаривать со старухой, учтите - она пустая. У неё ничего нет. До встречи, - он попытался сунуть Власову ладошку, потом как-то закруглил жест в воздухе и поспешил к выходу.
"Крайне неприятный и суетливый тип", - решил Власов, провожая взглядом спину галерейщика. Чувство было такое, как будто отодрался, наконец, цеплючий репей. Кстати, - подумал Фридрих - не исключено, что осталось несколько остьев с крючочками. Он же отдавал
свою куртку в гардероб в "Аркадии" (Власов снова вспомнил фальшивого негра, и его передёрнуло от омерзения). Не исключено, что к одежде втихую присобачили "жучок". Надо будет, добравшись до дома, тщательно проверить все свои вещи сканером... Но и вообще этот назойливый субъект с его скверными манерами и ещё более скверными затеями был ему крайне неприятен; Гельман казался полной противоположностью тому, каким должен быть деловой человек - не важно даже, идет ли речь о коммерческих делах или о политических. "Это ж надо было умудриться - отнял столько времени и так и не сказал за целый день ничего по существу, чтоб ему провалиться!", - продолжал злиться Фридрих. Впрочем, карточку он все же убрал в карман. Черт его знает, что - и кто - может оказаться полезным в его деле. И если за всеми гельмановскими намёками и впрямь что-то стоит...
Фридрих поднял глаза на публику - и упёрся взглядом в глаза Калиновского. Тот осторожно качнул головой, явно куда-то приглашая.
Власов понял, встал и направился к боковой двери.
Kapitel 37. Тот же день, поздний вечер. Санкт-Петербург, переулок Освободителей, 4. (Рифеншталь-фонд, центральный офис).
Кабинет Фрау был невелик и скудно обставлен: узкий стол без скатерти, два стула, мини-барная стойка в углу. За стеклом маленького шкафа были видны бутылки зелёного стекла. Власов скосил глаза: судя по этикеткам, вино было французским, старым и дорогим.
Фрау Лени Рифеншталь ожидала его, сидя в глубоком кресле возле фальшивого камина, в котором с тихим шипением трепыхались подсвеченные тряпицы, изображающие пламя. Чуть подавшись вперёд и прикрыв глаза, она, казалось, дремала.
Власов невольно подумал, что ей не помешали бы спицы и клубок шерсти на коленях.
Калиновский тихо подошёл к своей хозяйке и что-то шепнул прямо в ухо - так тихо, что даже Фридрих, с его острым слухом, ничего толком не расслышал.
– Ладно, иди, - ответила старуха.
– Приглядывай за ним. Пусть попрыгает.
Власов почему-то понял, что речь идёт о галерейщике.
Старик кивнул и молча вышел, аккуратно прикрыв дверь.
Они остались одни - Власов и Фрау.
Старуха подняла голову и внимательно посмотрела на Фридриха. Взгляд был цепкий и недобрый. Власов почувствовал себя неуютно. Было заметно, что Фрау им недовольна. Нет, не то, - он мысленно поправился, - скорее, считает его в чём-то виноватым, причём виноватым перед ней лично.
– Добрый день. Я вас слушаю, - первым нарушил молчание Фридрих.