Юбер аллес (бета-версия)

Нестеренко Юрий Леонидович

Увы, свободная улица Колчака не характеризовала дорожную ситуацию в целом. Движение на Садовой оказалось изрядно плотным, а после Сенной площади поток в сторону Невского и вовсе почти скис. "Ну это ж надо!
– Гельман с досады едва не стукнул кулаком по рулю, - угодить в пробку в одиннадцатом часу вечера! Впрочем, сейчас же эта чертова арийская неделя... полностью движение на Невском закроют для гуляний только в выходные, но уже сейчас, небось, чего-то там сооружают... или еще где-нибудь перекрыли... а народ все еще делает покупки... Кому нужны эти государственные праздники, проблем от них всегда больше, чем удовольствия!" Стоически сжав зубы, он полз

вместе со всеми, надеясь, что хотя бы часть потока вот-вот уйдет налево по Гороховой. Но перед перекрестком с Гороховой обнаружился плакат, извещавший, что проезд в сторону канала Грибоедова ограничен "в связи с дорожными работами"; машины, прибывавшие по этой улице справа, соответственно, поворачивали на Садовую, лишь усугубляя ситуацию. "Как это по-русски - устраивать дорожные работы посреди зимы!" - пожаловался Мюрат пустому салону своего автомобиля.

На то, чтобы проползти полтораста метров до следующего перекрестка, ушло, наверное, минут двадцать. Наконец Гельман получил возможность уйти с Садовой направо, в Апраксин переулок. Естественно, он был не один такой умный, и все же здесь было посвободнее. Можно было спокойно проехать прямо к Фонтанке, однако Гельману вдруг резко разонравилась эта идея, когда он увидел стоявший впереди носом против движения полицейский автомобиль. Тот напоминал морского хищника, который, особо и не скрываясь, лежит себе на дне и хватает проплывающую мимо глупую рыбу. Из глубин сознания вновь выплеснулся страх, оттесненный было раздражением; у Мюрата возникла иррациональная уверенность, что полицейские поджидают именно его. Он сердито сказал себе, что это чушь... но все-таки будет лучше, если он не поедет мимо "суки", а свернет сейчас в Воронинский проезд и дальше дворами, то есть проездами, выберется прямо к Чернышёву мосту, так, кстати, выйдет даже ближе...

Он еле успел перестроиться на поворот, удостоившись гневного бибиканья подрезанной им машины - но, к счастью, автомобили разминулись благополучно, и, будем надеяться, полицейские не обратят внимания на эту маленькую шероховатость, да и вообще ее не видели... так, пропустить встречного, видите, какой я аккуратный водитель, и теперь ныряем в Воронинский, где нас уже никто...

"Сука" включила мигалку с сиреной и тронулась с места.

Еще несколько секунд Гельман тешил себя надеждой, что это не за ним. Он даже успел свернуть направо, в Графский проезд, прежде чем услышал за спиной: "Водитель синего "Мерседеса", остановитесь!"

Других синих "Мерседесов" поблизости не было. В Графском вообще не было других машин, не считая припаркованного впереди минифургона. Как не было и света в уныло-казенных зданиях слева и справа. Жилых домов в этом квартале вообще нет, а учреждения и магазины давно закрыты. Уже заглушив покорно двигатель, Гельман сообразил, что, случись с ним что-нибудь здесь, в сотне метров от запруженной машинами Садовой - свидетелей не будет. А еще он понял, что полицейский назвал лишь марку и цвет его машины, хотя, по правилам, должен был назвать номер...

Мелькнула отчаянная мысль снова завестись и ударить по газам, а там будь что будет. Но было слишком поздно. Человек в мундире, с фонариком в руке, уже подходил к нему. Гельман обреченно опустил левое стекло, впустив в салон холодный воздух. Впрочем, Мюрату вдруг сделалось так жарко, что холод он воспринял почти как подарок.

– Допо Петербурга, подпоручик Виктор Герман, личный номер семнадцать сорок два. Ваши права и документы на машину.

– Да... сейчас, - Гельман расстегнул пальто, суетливо

закопошился в кармане пиджака. Мелькнула мысль, что надо бы потребовать у Германа удостоверение, а то назвать бессмысленные цифры всякий может, но сделать это он так и не посмел. Если доповец настоящий, нет смысла, а если нет, выйдет только хуже... хотя куда уж хуже... Он протянул запаянные в прозрачный пластик карточки.
– А в чем дело? Разве я что-нибудь нарушил?

– Гельман Мюрат Александрович?
– подпоручик светил фонариком на его права, словно бы проигнорировав вопрос.

– Да, конечно, - выдавил из себя Мюрат. Полицейский через окно посветил ему в лицо, очевидно, сверяя с фотографией. Сразу же мелькнула мысль о допросах, как их всегда изображают в рассказах о застенках политической полиции - свет лампы, беспощадно бьющий в глаза, и еле различимый силуэт дознавателя позади... хотя, надо сказать, по поводу "художественных акций" Гельмана никогда не допрашивали подобным способом...

– Вы неаккуратно разворачиваетесь, Мюрат Александрович, - произнес Герман.
– Не включили поворотник, чуть не создали аварийную ситуацию...

– Я включил!
– возмущенно возразил Гельман.

– Слишком поздно. Уже в процессе поворота, а правила предписывают не менее чем за пятнадцать метров до него.

– Прошу прощения, подпоручик. Вы понимаете, плохо ориентируюсь в этом районе... слишком поздно понял, что мне нужно повернуть именно здесь...

Господи, неужели все дело только в этом?! Никакая не засада и не спецоперация, просто мелкое нарушение, за которое полагается грошовый штраф, а то и вовсе предупреждение... Только бы он не потребовал пройти тест на алкоголь! Вроде времени уже прошло достаточно, но вдруг...

– И кроме того, - продолжал Герман, - у вас заляпан грязью задний номер.

– Где?
– Гельман открыл дверь машины и хотел выскочить, но вылез нарочито спокойно, избегая резких движений. Прошел к корме своего "Мерседеса", заодно рассмотрев по пути салон "суки" - пусто, Герман был там один, никакой группы захвата...

Номер и впрямь был покрыт серо-коричневым налетом и плохо читался.

– Да, действительно, - согласился Гельман.
– Не видел, сами понимаете, темно сейчас...
– где-то в багажнике была ветошь, но искать было некогда, поэтому, вытащив из кармана пальто дорогую кожаную перчатку, Гельман старательно стер ею грязь с номера.
– Вот, теперь порядок!

– Аккуратнее надо, Мюрат Александрович. Автомобиль - средство повышенной опасности.

– Да, конечно. Вы совершенно правы, - страх уже исчез, осталась только злость. В особенности он ненавидел эту идиотскую доповскую манеру изрекать очевидные банальности с глубокомысленным видом гуру, возвещающего Истину. В голосе Гельмана, однако, звучала лишь смиренная готовность внимать полицейским откровениям.
– Спасибо, что вовремя заметили. Понимаете, в этой праздничной суете... Кстати, с праздниками вас, с Днями арийского единства! Так я могу ехать?

Он ожидал лишь два возможных ответа. В лучшем случае - "езжайте и будьте впредь осмотрительней", в худшем - "сможете, как только мы составим протокол". Но Герман произнес нечто третье:

– А где ваш талон техосмотра?

– Да вот же он!
– недоуменно воскликнул Гельман.
– Вы держите его в руках!

– Действие этого талона закончилось в прошлом месяце. Новый у вас есть? Вы проходили очередной техосмотр?

Мюрат мысленно застонал. Черт, черт, черт! Со всеми хлопотами последнего времени совершенно вылетело из головы!