Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
Микки не интересовало тело мамы Фри - в том смысле, который она подразумевала. Ему нравилось, что она боится. Наверное, думал он, у неё там очень нежная кожа. Микки всегда хотелось каким-нибудь способом сделать ей больно именно в этих местах - там, где у мамы белые толстые ноги. Или грудь. Мама всегда её прятала. Однажды он попробовал было её потрогать, но тут мама ударила его по руке, сильно, и лицо у неё стало такое, что мальчишка понял - на этот раз он перешёл границу и лучше не продолжать.
Приходилось пробавляться обычными мелкими пакостями. Увы, с тех пор, как они поселились
Микки понялся с пола, пытаясь понять, хочется ли ему спать. Сна не было ни в одном глазу.
Мальчик подошёл к стене, нашаривая выключатель. Это заняло у него минуты три - пока он не вспомнил, что в бабкиной квартире свет зажигается не от клавиши в стене, а если дёрнуть за свисающий сверху шнурок. Однажды он попытался оборвать такой шнурок, но Берта Соломоновна это заметила и зашипела, как кошка. Микки напугался и больше так не делал.
Наконец, шнурок нашёлся, мальчик дёрнул за него, и в потолке загорелась лампочка. Мама спала, обнимая подушку, некрасиво растрёпанные волосы закрывали лицо. Судя по всему, ей тоже снилось что-то плохое.
Как выяснилось через несколько минут, старуха тоже спала. Во всяком случае, у неё в комнате было темно и слышался сиплый свист - Берта Соломоновна подхрапывала. Беспокоить её Микки не решился.
Потом он сходил в туалет, проведя там минут десять. В туалете не было ничего интересного, кроме лежащей на унитазном бачке книжки на русском языке. Мальчик от скуки попытался найти в ней какие-нибудь картинки, но там их не было.
Через полчаса, умаявшись от бессонницы и безделья, Микки придумал новый способ наказания мамы. Он решил где-нибудь спрятаться - чтобы Фри долго его искала и не нашла. Наверное, она впадёт в дикую панику, раскричится, а то и расплачется. А может, подумал мальчик с надеждой, она позвонит тому мужчине, он приедет, и тогда всё станет хорошо. Ну если не хорошо, - что такое "хорошо", Микки не понимал, - но хотя бы не так страшно.
Осталось найти подходящее место - такое, чтобы там можно было спрятаться надёжно.
В старухину спальню он лезть побоялся. В обеденной комнате никакого подходящего укрытия не обнаружилось - разве что забраться в сервант, но он был забит хрусталём.
В коридорчике тоже не нашлось ничего подходящего. Правда, Микки опрокинул табуретку с телефоном. Жестяная труба с грохотом покатилась по полу, так что Микки замер и сжался - он решил, что старуха проснётся, выйдет и поймает его. Потом вспомнил, что Берта Соломоновна ничего не слышит, а маму можно не бояться, и несколько приободрился.
Дальше он действовал решительнее - ходил по комнатам, включал свет, осматривал щели и закутки. Но даже в чулане, набитом разнообразной рухлядью, он не обнаружил ничего примечательного, кроме какой-то непонятной коробки с разноцветными проводками. Трогать непонятное он побоялся.
Оставалась кухня. Микки на ней бывал много раз, и прятаться там было вроде как негде. Но на всякий случай он решил пошерудить и там.
Кухня в квартире Берты Соломоновны была местом
Но и в этом запретном месте Микки не нашёл ни единого укромного уголка. Всё пространство занимала плита, мойка и шкафы, заполненные какими-то кастрюлями. Он попробовал было забраться в духовку, но она оказалась маловата даже для его тщедушного тельца. К тому же ему вспомнилась страшная сказка, которую рассказывала мама - про Хензеля и Гретель, где ребёночка сажали в печь.
Совсем загрустив, Микки поплёлся в угол, где стояла огромная газовая колонка, наполовину утопленная в стенной нише. Колонка была насажена на трубу, уходящую в потолок.Нагревательный агрегат был установлен в квартире, видимо, ещё в довоенную пору.
Мальчик не помнил, чтобы старуха когда-нибудь раскочегаривала это устройство. Вроде бы мама спрашивала Берту Соломоновну, как греется вода, и та говорила что-то о котле на чердаке, и ещё почему-то поминала непонятное слово "кондоминиум". Микки попытался вспомнить, что оно обозначает, но быстро бросил эти попытки - это было что-то очень сложное, из взрослой жизни.
От нечего делать он заглянул внутрь. Прикипевшая крышка отошла с мучительным скрипом. Внутри была газовая горелка на три щели, покрытая ржавью. Чувствовалось, что колонку не приводили в действие уже много лет.
Мальчик постучал по колонке. Жесть отозвалась гулкой, безнадёжной пустотой.
Микки собрался было идти назад в спальню - ложиться в постель и пытаться хоть как-нибудь заснуть (тут он с тоской вспомнил про старухин снотворный отвар: он, пожалуй, был бы очень к месту). Но в постель очень уж не хотелось.
Он закрыл крышку и сел на пол, пытаясь хоть что-нибудь придумать.
Пол был покрыт мелкой плиткой и был холодным, это чувствовалось даже сквозь тёплую пижаму. Вообще в этой стране было очень холодно и неуютно. И страшно. Это чувство в последние дни его не оставляло.
После разговора со старухой позапрошлой ночью мальчик окончательно осознал, что они с мамой попали в какую-то очень неприятную ситуацию, выхода из которой не видно. То есть выход был - вернуться домой. Но мама Фри не собиралась возвращаться. Она продолжала жить в квартире Берты, целыми днями сидела на кровати и читала какие-то книжки, иногда куда-то уходила, а когда возвращалась, от неё скверно пахло и она быстро ложилась спать. Однажды она принесла домой большую тёмную бутылку и пошла с ней к старой Берте. Старуха выругала её, но достала из серванта пузатые хрустальные бокалы, и они с мамой пили из них что-то тёмное - наверное, вино. Потом мама сидела на кровати, уставившись в стену невидящими глазами, и плакала.