Юбер аллес (бета-версия)

Нестеренко Юрий Леонидович

– Кто именно?
– профессионально заинтересовался Рональдс.

– Это все, что я могу вам сообщить, - свернул тему Власов.
– И помните, что вы мне обещали.

Положив целленхёрер в карман, Фридрих задумался. Полку охотников за книгой прибыло - теперь еще и американское издательство... Выходит, с одной стороны книга является ключом к архиву Шмидта - впрочем, это все еще гипотеза, хотя и весьма правдоподобная. С другой стороны, содержит некие компрометирующие сведения о прошлом влиятельных германских родов. А с третьей - представляет интерес и как литературное произведение, которое можно выгодно издать? Уж наверное издательство хочет приобрести ее не просто как букинистический раритет, чтобы потом продать на аукционе - хотя теоретически и такой вариант нельзя исключать. Но скорее все-таки целью является публикация (что, кстати, не исключает

перепродажи оригинала впоследствии). В конце концов, старинный манускрипт, существующий в единственном экземпляре - такая же рукопись, как и любая другая. Но что может быть такого в этой рукописи, что сделало бы ее издание прибыльным в современном мире? Например, это может оказаться ранее не издававшееся произведение какого-нибудь всемирно признанного классика. Скажем, издательство, опубликовавшее неизвестную пьесу Шекспира, получило бы очень солидные барыши. Или не Шекспира - раз уж книга обнаружилась в России, то, скорее, Пушкина... хотя в США он мало известен. Это должен быть западный классик, например, Гете - что, кстати, объяснило бы, почему книгу хранил дойчский аристократ. Но почему он все же решился продать ее в Америку? Или он хотел лишь передать ее внуку, а вся инициатива с продажей исходит от Франциски?

Стоп. Пункт три противоречит пункту два. Если речь о литературном вымысле, то никакого компромата на реальные семьи там быть не может по определению. А если о документальных хрониках, то они интересны лишь узкому кругу историков, и издать такую книгу с прибылью, которая окупила бы обещанное Франциске и любовнице приятеля Рональдса, невозможно - даже если вокруг каких-то изложенных там фактов и получится раздуть скандальчик в газетах... Или все-таки - какая-то неизвестная пьеса признанного классика, в которой, к примеру, очень едко высмеиваются некие реальные лица, и ныне их потомки готовы платить за то, чтобы... Нет, притянуто за уши. Какая-то уж слишком неслыханная для нынешних прагматичных времен щепетильность. Надо все-таки распросить Фрау о содержании книги. Пусть она поймет, что он этого не знает - теперь он уже ничем не рискует, он получил от Порцига все, что мог получить благодаря ей. В худшем случае она ему просто не ответит, и он останется там же, где сейчас. Что сейчас в Австралии - раннее утро? Нет, кажется, еще ночь... придется подождать со звонками. Зачем ей вообще сдалась эта Австралия - можно подумать, там есть что-то такое, чего не может предложить дойчская медицина... Скорее всего, подумал Фридрих, версия о лечении - всего лишь благовидный предлог, позволивший устроить небольшой политический скандальчик, а на деле старуха просто отправилась поплавать у Большого барьерного рифа. Фридрих знал, что в свои почти уже девяносто она увлекается еще и подводным плаванием.

Так, это сейчас неважно, одернул себя Власов. Согласуются ли новые сведения с версией о кладе, то есть об архиве Шмидта? Почему бы и нет. Эренбург вполне мог использовать в качестве ключа раритет, имеющий не только историческую, но и литературную ценность. Каковой вполне мог попасть ему в руки - большевики награбили немало, в том числе и культурных сокровищ. Возможно, рукопись долгие годы хранилась в дальнем шкафу библиотеки какой-нибудь дворянской усадьбы... И публикация не нарушила бы уникальности ключа, ибо не вопроизвела бы точное положение слов на страницах рукописи.

Но точно ли рукопись старинная? Возможно, она все же написана самим Эренбургом, и американское издательство охотится не за классикой, а за сенсационными большевистскими тайнами? Нет, не сходится. Эренбургу было важно обеспечить сохранение рукописи при любых режимах, стало быть, он не стал бы писать ни компромата на большевиков, ни их апогологетики. Тем паче что апологетика едва ли заинтересовала бы американское издательство. Как, впрочем, и политически нейтральная рукопись, автор которой - не Шекспир и не Гете, а всего лишь советский литератор-пропагандист. Опять же, едва ли такую рукопись стал бы хранить цу Зайн-Витгенштайн...

Целленхёрер снова запел о том, что от Северного полюса до Южного - один кошачий прыжок. На сей раз это был Лемке, в очередной раз отряженный Власовым прикрывать тыл.

– За вами хвост, - сообщил он без лишних предисловий.

Ну что ж, констатировал Фридрих, всякое везение со временем кончается. Дабы избежать навязчивого внимания после возвращения из Бурга, он даже не стал заезжать на точку C, распорядившись, чтобы машину, на которую уже был предусмотрительно установлен другой номер, оставили для него недалеко от Каланчевской

площади. И это вроде бы сработало. Но ненадолго. Где за ним снова увязались - на Котельнической? Кстати, не исключено. Территория вокруг респектабельного дома на набережной, где жило немало высокопоставленной публики, включая и отца Марты, наверняка находилась под наблюдением. В первую очередь, разумеется, ради безопасности самих жильцов, что относится к ведению Охранного отделения ДГБ. Но не исключено, что ребята из личной охраны высших офицеров ГРУ не безусловно доверяют коллегам и тоже приглядывают за объектом. У господина Шварценеггера после благополучного возвращения Марты домой как будто нет особых причин докучать Власову, но ГРУ - это не только Шварценеггер, и кто знает, какие мотивы могут быть у них. Впрочем, скорее всего на хвост сели все же ребята Бобкова. И это совсем некстати. До тех пор, пока он не разобрался, в каких отношениях ДГБ с Грязновым, Фридрих отнюдь не хотел прибыть в Теплый Стан с подобным эскортом. И вообще он желал первым и без помех осмотреть место происшествия - а в том, что происшествие имело место, он практически не сомневался.

– Как выглядят?
– осведомился Власов.

– Черный "Адлер" - почти наверняка, и серый "Ханомаг" - с большой вероятностью.

Фридрих присмотрелся к зеркалу заднего вида.

– "Адлер" вижу, - спокойно констатировал он. Двое - это серьезно. Но не безнадежно, особенно в это время: уже темно, но машин в центре еще много. Хотя, конечно, кроме этой парочки могут быть и другие... Фридрих бросил взгляд на карту, прикидывая схему отрыва. Так, впереди Серпуховская площадь - очень даже неплохое место, где сходятся сразу восемь улиц: Валовая, Пятницкая, Большая Ордынка, Большая Полянка, Житная, Коровий вал и обе Серпуховские. Тут-то мы и устроим коллегам достойную встречу, внезапно переходящую в прощание... Фридрих перестроился в крайний левый ряд и наддал газу. "Адлер", выдержав подобающую приличию паузу, последовал за ним. Власов зорко всматривался вперед, надеясь правильно рассчитать время подъезда к светофору. Ага, желтый... красный. Очень хорошо.

Власов затормозил, даже чуть заехав на стоп-линию, всем своим видом выражая готовность рвануть дальше, как только предоставится возможность. "Адлер" встал сразу за ним, практически бампер в бампер. Свет сменился на желтый - Фридрих усмехнулся, представив себе, как водитель "адлера" ласкает ногой педаль акселератора, готовясь сорваться с места, если объект наблюдения попытается уйти в отрыв, не дожидаясь зеленого. И тут Фридрих, для убедительности газанув с невыжатым сцеплением и позволив мотору заглохнуть, включил аварийку.

Машины сзади громко и возмущенно забибикали, затем, поняв, что это надолго, принялись объезжать застрявшего прямо на перекрестке неудачника. И, естественно, то же самое вынужден был проделать и "адлер" - изображать, что у него тоже внезапно случилась авария, было бы уж слишком нарочито. Власов проводил его довольным взглядом. Самое замечательное, что "адлер" не может, проехав площадь, остановиться и подождать. Сделать-то это можно только на одной из улиц, а Фридриху ничто не мешает поехать по любой другой.

Теперь черед "ханомага". Его задача как раз в том, чтобы принять эстафету, если объект вынудит первую машину уйти вперед. Вот, кажется, и он. Если Лемке определил его роль правильно, "ханомаг" сейчас припаркуется в дозволенных пяти метрах до светофора. Ага, так и происходит. Что ему еще остается? Пока объект стоит - только стоять как можно ближе к нему и ждать дальнейших действий. Но его проблема в том, что, не нарушая правил и не привлекая всеобщего внимания, он может парковаться лишь у тротуара, в крайнем правом ряду. А Фридрих, весело помигивая всеми бортовыми огнями, стоит в крайнем левом.

Снова красный. Вставшие в ожидании машины достаточно загородили машину Фридриха от "ханомага", чтобы там не увидели дымок из выхлопной трубы. Не выключая аварийки, Власов осторожно завелся. Желтый... зеленый... пора!

На последних секундах зеленого Фридрих сорвался с места, резко уходя влево, на Большую Серпуховскую. "Ханомаг" при всем желании не мог повторить этот маневр - не только потому, что левый поворот из правого ряда запрещен правилами, но в первую очередь потому, что его отсек от преследуемого поток мчавшихся прямо машин, спешивших проскочить перекресток - а затем уже и красный свет, открывший дорогу перпендикулярному потоку с Большой Серпуховской на Пятницкую.