Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
Впрочем, было и кое-что еще. Кое-что более скверное, чем потеря времени. Старуха определенно нервничала. Она пыталась это скрывать, и, наверное, великолепно умела скрывать такие вещи в прошлом, но теперь годы все же брали свое. Что-то ее беспокоило, всерьез беспокоило...
Заверещал, как резаный поросёнок, домофон. Старая карга недовольно подняла глаза.
– Торт, - сказала она.
– Вы не можете сходить за торт?
Власов встал, старательно убеждая себя, что ещё пять минут он может потерпеть.
На пороге стоял тот самый рыжий
– Торт "Киевский" пожалуйста!
– парень чуть сипел, видимо, был простужен. Фридрих про себя подумал, что отправлять на задание больного могут только в этой безалаберной стране.
– Простите, пожалуйста, - парень заговорщицки наклонился к Власову, - я посмотрел, что там... Мало ли, сами понимаете... Потом завязал, некрасиво получилось: тут ленточка была, вы уж извините...
Власов понимающе наклонил голову. Вряд ли старую Берту будут убивать бомбой в коробке, но порядок есть порядок.
– Оплачено?
– на всякий случай поинтересовался он.
– Всё в порядке, - шепнул парень, - я с курьером уже расплатился. За счёт заведения, - он подмигнул.
Тут у рыжего в кармане запиликал целленхёрер. Рыжие усы дрогнули.
– Ой, это мне... Извините, - он повернулся и побежал по лестнице, смешно перескакивая через ступеньки.
Власов захлопнул дверь - та закрылась с неприятным лязгающим звуком, как будто что-то проглотила, - и вернулся, держа торт за верёвку.
Старуха тем временем закончила с чаем и даже выставила блюдечко с печеньками, каменными даже на вид, и вазочку с каким-то полузасохшим вязким составом, то ли вареньем, то ли конфитюром. Выглядело оно так, будто варили его в прошлом столетии.
– Теперь вы откроете торт, я не могу это крутить- заявила она решительно.
– А я пока принесу тарелки и лопаточку, шобы накладывать.
Власов достал одноразовые перчатки и салфетку - ему совершенно не хотелось измазаться в креме.
Верёвки, которыми излишне старательный парень стянул торт, оказались неожиданно жёсткими и тугими. Власов повозился, стараясь развязать хитро накрученный узел, и в конце концов плюнул, достал "зонненбранд" и несколькими движениями рассёк путы. Потом аккуратно взял крышку за бока и поднял...
– Это есть нельзя, - сказала Берта Соломоновна, глядя на содержимое коробки. Она стояла в дверях с двумя тарелками в одной руке и серебряной лопаточкой в другой.
Фридрих позавидовал ее хладнокровию. Он отнюдь не был кисейной барышней. И, хотя летчикам война обычно представляется гораздо чище, чем пехотинцам, в Африке ему доводилось видеть очень скверные вещи. И все же он ощутимо вздрогнул, когда увидел, что было в коробке, и усилием воли подавил импульс тошноты. Женщине от такого зрелища полагалось вообще хлопнуться в обморок... впрочем, конечно, не с такой биографией, как у Берты.
Зате он достал полицейский целленхёрер и нажал кнопку. Никто не ответил.
– Рыжий наверняка ушёл, - констатировал он.
– Интересно, что случилось с дэгэбэшником.
– Он мог вынести его в чёрный ход, - предположила старуха.
– Идите вниз. Может, он ещё немножко живой.
Зазвонил его собственный целленхёрер. Власов прижал трубку к уху.
– Власов?
– это был Никонов.
– Только что был звонок в полицию. Звонил Спаде. Он сказал...
– Я у Берты и всё знаю, - перебил Власов.
– Что с вашим человеком?
– Спаде сказал, чтобы мы его забрали... С вами всё в порядке? Что он сделал?
– Со мной всё в порядке - ответил Власов.
– Опасности нет. Попробуйте найти в окрестностях высокого рыжего человека... хотя, скорее всего, это парик, - добавил он, вспомнив неестественный цвет волос парня.
– За меня не беспокойтесь.
– Что затеял Спаде?
– не отставал Никонов.
– Ничего особенного. Прислал гостинец, - ответил Власов.
– Непосредственной опасности не представляет, - ещё раз добавил он.
– Никуда не уходите, слышите!
– крикнул Никонов, когда Фридрих уже нажимал на отбой.
Власов положил целленхёрер перед собой, сел и внимательно посмотрел на старху, которая тоже села и спокойно придвинула к себе чашку.
– Чего вы на мене пялитесь, как будто я молодая?
– прервала молчание Берта.
– Ну я таки сделала, шо он мине сказал. А если бы не сделала, вот такое было бы со мной. Он, который был тогда, совсем мишигин. Пфуй!
– То есть?
– уточнил Фридрих.
– Бывает человек, который режет кошку, - сказала старуха, прихлёбывая чай, - а бывает человек, который режет кошку и так про себя улыбается. Это мишигин. Такое наше слово.
– Это всё-таки не кошка, - Власов покосился на содержимое коробки.
Торт был испорчен: сладкие коржи с орехами отсутствовали. Осталась только основа и кремовая шапка, в которой была утоплена - лицом вверх - отрезанная голова Микки. Запекшаяся кровь среди белого крема походила на варенье. Глазницы были пусты, как у маски. Влажные шарики глаз были аккуратно воткнуты в крем рядом с лицом, словно большие экзотические ягоды.
Фридрих отметил про себя, что глаза у мальчика были карие, того же оттенка, что у фрау Галле. Раньше он как-то не обращал на это внимания.
– Вы помогали Спаде. Зачем?
– спросил он, закрывая коробку. Он понимал, что внутри могут быть какие-нибудь сюрпризы, но не собирался заниматься этим сам.
– Пейте чая, - Берта придвинула к нему блюдце.
– Чего теперь делать, я всё буду рассказывать, чего интересуетесь.
Власов осторожно отхлебнул чай. Чай был самый обычный, ничего особенного.
– Когда тот человек нашёл эту вашу женщину, - начала старуха, - он на меня очень сердился. Он думал, я их спрятала. Я не спрятала, но так он думал. Хотел меня убить. Я сказала - таки зачем?