Юбер аллес (бета-версия)

Нестеренко Юрий Леонидович

– Вот. Железный голос. Смотрите сюда.

Власов взял трубу в руки и осмотрел её. Это оказался примитивный рупор. Такие Власов видел в старой кинохронике.

– Он накрыл этим трубку и пугал свою глупую мать, - объяснила Берта Соломоновна.
– Мишигин, - добавила она непонятное слово, судя по интонации, не слишком лестное.

– Я всё-таки хотел бы...
– начал было Власов, но вовремя вспомнил, что старуха не слышит его, а в темноте коридора ещё и не видит его лица.

– Я показывала Мойше эту трубу. Мне нужна труба, чтобы слушать телефон, - продолжала Берта Соломоновна.
– Мальчику понравилось. Бегал по квартире и кричал в неё глупости.

В этот момент аппарат испустил жуткую,

режущую уши трель: звонок был выкручен на полную.

Старуха услышала.

– То мне, - она сняла трубку, подула в неё, после чего, сказав "говорите громче!", положила трубку на стул рядом и накрыла её трубой, приставив ухо к отверстию.

– Бум-бу-бу-бу-бум, бум-бум, - загудело в трубе. Фридрих с раздражением подумал, что, если бы не дурацкое приспособление, он услышал бы, о чём говорит собеседник. Похоже, труба была нужна не только для улучшения слышимости, но и в целях конспирации... И всё-таки, почему старуха не купит себе нормальный слуховой аппарат? Зачем все эти нелепые фокусы и ухищрения? Должна же быть какая-то причина...

Тем временем Берта Соломоновна вытащила трубку из-под конуса, коротко ответила: "потом, не сейчас", буркнула в сторону "шмекель" и бросила трубку.

– Вы таки будете смотреть своего мальчика?
– спросила она Власова. Тот кивнул.

– Он в дальней. Туда идите, - она махнула рукой в конец коридора.

Фридрих прошёл до конца коридора и распахнул дверь.

Комната, видимо, была чем-то вроде спальни - во всяком случае, там были две большие кровати. На одной из них, раскинувшись, спал Микки, накрытый вязаным одеяльцем. Было видно, как одеяльце чуть поднимается и опускается в такт дыханию мальчика. На той же кровати валялись разноцветные тряпки - видимо, одежда мальчика - и маленький ботиночек.

Хозяйка тем временем дошлёпала до двери.

– Я дала мальчику своё лекарство, - сказала она, даже не пытаясь говорить потише.
– Чтобы он спал. Он всю ночь бегал и всё утро. Не может сам заснуть. Надо же спать. Если не спать, заведутся червяки в голове и будут там делать бж, бж, - старуха сделала губами странный звук.

– Вы дали ребёнку снотворное? Это же опасно, - не сдержался Власов, но вовремя сообразил, что старуха его не слышит. Он повернулся к ней и сказал то же самое.

– Вы что-то такое говорите? Я не вижу. Разговаривать в обеденной, - решительно заявила Берта Соломоновна.
– Будете кофе?

Власов немного подумал, потом решил согласиться и энергично кивнул.

– Тогда ждите меня. Я сделаю кофе вам и себе. Очень хороший, - добавила она.

Старуха тяжело вздохнула, повернулась спиной - тут Фридрих заметил, что в довершении ко всем прочим своим прелестям она ещё и горбата - и, загребая ногами, потащилась куда-то в темноту. "Баба-Яга" - вспомнил Власов самую популярную героиню русского фольклора.

Вернувшись в "обеденную", Власов решил осмотреться более тщательно - на всякий случай. Его внимание привлекли фотографии на стенах. Они оказались интересными, но непонятными - какая-то барышня в шляпке, кудрявый мальчик, мужчины в шляпах и пиджаках странного кроя (Фридриху вспомнилось старинное слово "сюртук"). В самом углу почти под потолком в узенькой рамке висела пожелтевшая фотокарточка размером с половину почтовой открытки. Власов прищурился - что-то в этой карточке ему не понравилось. Зрение его не обмануло: мужчина на фото был в большевистском мундире с кубарями.

Власов присел на стул с гнутыми ножками и начал размышлять. Похоже, с мальчиком и в самом деле всё в порядке. Правда, старуха дала ему лекарство - но ведь и фрау Галле говорила, что у него плохой сон, и по крайней мере однажды на его памяти заставляла его пить снотворное. Берта Соломоновна могла пользоваться какими-нибудь сильнодействующими

средствами, которые могут повредить ребёнку. Но, кажется, она всё-таки отдаёт себе отчёт в том, что делает... Ситуация с "металлическим голосом", который якобы сообщил о каком-то аресте, тоже вроде как разъяснилась: от Микки следовало ожидать пакостей, это вполне в его духе... А всё-таки странно, что мать не узнала голоса своего ребёнка, пусть даже из рупора... Значит, она чего-то боялась - пришёл к выводу Власов. Причём на рецидив страха перед тюрьмой непохоже. Тут что-то другое...

Власов понял, что нащупывает нить. У фрау Галле был повод бояться. И более того: боялась она именно ареста. Она что-то сделала - решил он. И сделала совсем недавно, вот только что. Сделала буквально вчера... и скрывает это. Фридрих решил как следует нажать на журналистку, чтобы вытрясти из неё правду.

Теперь - хозяйка квартиры. Что называется, типаж - внешность, словечки, манеры... Странно - юде обычно стараются не демонстрировать своё происхождение, предпочитая выдавать себя за дойчей. Впрочем, в российских либеральных кругах к ним принято относиться иначе. Да и фрау Галле назвала старуху "нашей", это тоже показательно... Но ведь и консьержка внизу, явная фолька, говорила о "старой Берте" с симпатией. Кстати, откуда у старухи такая роскошная квартира? Берта Соломоновна не производит впечатление состоятельной женщины... хотя это может быть тоже игрой... Держит себя уверенно. Совершенно не удивилась его приходу: видимо, гости здесь бывают часто. И ещё запах табачного дыма... народ сюда ходит непростой. То есть, как минимум, регулярно посещающий посольства или представительства стран западного блока. К тому же привычку к табаку надо ещё где-то приобрести... н-да, интересные господа посещают эту квартирку. И фотография... держать подобное на стене - пусть даже в тёмном углу - мягко говоря, вызывающий жест. Хотелось бы знать, что думает по поводу всего этого ДГБ? Надо будет сделать запрос через Управление...

Заскрипела дверь. В комнату бочком влезла - другое слово тут было бы неуместным, подумал Фридрих, - старуха, неся собой поднос с двумя крохотными фарфоровыми чашечками, кофейником и затейливой стеклянной бутылкой, на дне которой плескалась бурая жидкость.

– Штоб вы знали, настоящий коньяк "Хеннеси", - заявила старуха, пододвигая чашечку поближе ко Власову. Руки у неё были как птичьи лапки - иссохшие и сморщенные.

– Простите, я не употребляю алкоголь, - Власов поднял глаза на старуху и повторил, чётко артикулируя: - Я не буду пить. Я приехал на машине и не хочу неприятностей с полицией, - добавил он, не желая вдаваться в идейный спор.

– Ха! Это для вкуса. Одна ложечка, и вы таки имеете другой кофе. Вы пробуйте, а потом будете мине говорить за мой кофе, - отпарировала Берта Соломоновна и всё-таки влила в его чашку немного коньяка.

Фридрих усмехнулся: старая Берта оказалась настойчивой, чтобы не сказать настырной.

– Ну таки что вам ещё от меня интересно?
– спросила старуха, сделав первый глоток.

Власов пригубил напиток. Насколько он понимал, кофе был хороший.

– Я друг фрау Галле, - повторил он.
– Она сейчас в чужом городе, и я за неё беспокоюсь. За неё и за ребёнка.

– Вы говорили, как вас звать. Я забыла. Повторите ещё, - потребовала Берта Соломоновна.

– Власов. Фридрих Власов, - повторил он.

Старая Берта помолчала, пожевала губами.

– Вы таки, мне кажется, интеллигентный человек. Зачем вам эта девка? Вы ведь не скажете старой Берте, что имеете всякие виды?

– Что?
– не понял Фридрих.

Старуха сделала непристойный жест.

Власов скривился.

– Или это такая ваша работа?
– не отставала хозяйка квартиры.

Власов внутренне собрался.