Юдаизм. Сахарна
Шрифт:
[
<-116
]
«Ваал-Имаф» — имя одного из сынов Давидовых. Еще в той же V главе «Второй книги царств» говорится об употреблении Давидом имени «Ваала» как имени своего бога: «И сказал Давид: Господь разнес врагов моих передо мною, как разносит вода. Почему и месту тому дано имя: Ваал-Перацим». См. стихи 16 (имя сына Давида) и 20-й.
[
<-117
]
Между прочим, характерною чертою священного убиения служит круговая порука. Подобное мы видим, например, в обряде буфаний, священного быко-заклания. Феофраст рассказывает, что одни участники жертвоприношения приносят воду, другие — точат топор и нож; один — передает топор, другой — поражает вола, третий разрезает кожу; иные сдирают шкуру и т. д. Затем едят жертвенное мясо. Когда же вкусят от мистической трапезы, то все участники привлекаются к ответственности за убийство. Но девушки, приносившие воду для точения топора и меча, сваливают вину на точильщиков. Эти последние — на передававшего топор; передававший топор, в свою очередь, — на резника, а этот последний — на меч, который окончательно признается виновным и выбрасывается в море. Так было у благородного народа, у греков. Кагал делает то же, но загнанно, трусливо и злобно. Каждый оказывается «знать не знающим и ведать не ведающим» самых обыкновенных вещей из еврейской жизни. Все винят друг друга. Что же касается до орудий жертвоприношения, то, вероятно, они давно в Днепре, так что кагал или кто там совершал убиение —
[
<-118
]
«слуга слуг Божьих» (лат.).
[
<-119
]
Предположения Пранайтиса и Шмакова, что они берут нашу кровь из вражды и враждебно к нам, — я совершенно отвергаю, как не вяжущиеся с духом «всего». Тогда бы они брали у нас преступника и злого.
[
<-120
]
Минский (еврей философ и публицист) мне определенно раз сказал в пору революции (октябрьская забастовка): «Евреи способнее русских, и, естественно, они хотят сидеть в первых креслах в России». Я даже испугался. Так определенно и решительно я это услыхал впервые. Процесс Бейлиса и трусливая роль в нем русской печати и общества, боязливо смотрящих евреям «в глазки», — показал, что «первые ряды кресел» везде уже заняты евреями. Дети в школе (евреи) говорили моему сыну: «Новому Времени» недолго посуществовать» — и еще: «Австрия вступится за евреев, и Россия будет разбита». Эти школьные радости и шумы не так пусты, потому что передают радость и надежды в еврейских домах. Вообще натиск на Россию и усилие взять в ней верх совершенно ясно сказались в октябре 1913 года. В двух школах, где учатся мои дети (мужск. и женск.), были попытки бить русских. В этих школах около половины учеников и учениц — евреи (школы — частные, лучшие в Петербурге; дети — из очень богатых семей банкиров, адвокатов и инженеров).
[
<-121
]
Вихрь.
[
<-122
]
Примечание, в скобках, переводчика (г. Переферковича): («передние ноги»). В. Р.
[
<-123
]
Какая идея, и как осязательно выраженная, почти богоравенства человека, его богоподобия!! В. Р-в.
[
<-124
]
Не нужно обманываться или не нужно доверять тону негодования, якобы (для нас) звучащему в слове «мерзость»: «Прочитав несколько листов Св. Писания, — вымой руки», — говорит Талмуд. «Вымрй» почему?! Явно — «потому, что они теперь не чисты». Да Талмуд и говорит прямо: «прикосновение к листам Св. Писания оскверняет руки». Далеко ли «мерзость» отстоит от «того, что оскверняет через прикосновение», — это совершенно неясно для европейца. Прим. В. Р-ва.
[
<-125
]
Ужас Ющинского — все закрыл... «Пусть берут свою кровь, не смеют — нашей». Вот моя не «позиция», а куда меня «столкнул» Ющинский, «без всякого рассуждения». Примечание В. Р-ва.
[
<-126
]
«Просвещения», т.е. нашего правительственного и нигилистического, я им не хочу, — как не хотел бы и лишь невольно беру его своим детям. Но тут — большие споры, длинные туманы. «Чего я хочу?» Признаться, в теперешнем ужасе я «ничего не хочу». «Душа плачет, а не думает», и «язык ругается и тоже не думает». Но из «больших туманов» проступает один: ведь есть «ничего— себе» жидки — врачи, жидовки, курсистки. Не помириться ли на них? Потоп прошел, и нет больше Левиафанов: не помириться ли на селедке? Я не решаюсь сказать — да, но пусть не торопится мой друг сказать и — нет. Примечание В.Р-ва.
Р. S. А моя мысль именно в том, что эти-то «ничего-себе» и вносят растление в наши семьи, в нашу религиозную жизнь, в души наших детей, в нашу литературу, в наши суды, в нашу журналистику, в наше крестьянство, в нашу государственность, всюду, всюду. Еврея кошерного всякий отличит и всякий осторонится, а вот такого жидка «ничего-себе» — из тысячи остережется один, кто уже нажегся на евреях, — да и тот рано или поздно попадет впросак. Вспомните сами, Василий Васильевич, разве вас, сотрудника «Нового Времени», не обольщали дщери и сыны Израиля? Но, может быть, пред всеми их словами, так или иначе, я смирился бы, — пред одним, однако, не смирюсь — это пред развращением детей. Все кричат о Ющинском. Но, Господи, почему вдвое не кричат о тысячах таких Ющинских, в гимназиях, в школах, в университетах? Ведь из них гг. евреи тысячью уколов извлекают всю душу. В них отравляют в самом истоке источники жизни — любовь к родине, к семье, к миру, — ко всему; и в детском или юношеском сердце, кроме ненависти, отвращения, брюзжания и беспредельной тоски и пустоты, — ничего не оказывается. Вы испугались, Василий Васильевич, вида крови и с испугу готовы согласиться на порчу всего существа наших детей. Разница же их от Юшинского та, что Ющинский освещен красным бенгальским огнем, а других детей режут при будничном сером свете всероссийской жизни. Нет! Я говорю Вам — «нет»; я больше страшусь этих жидков «так-себе». Всякий народ живет в определенной черте оседлости; всякий народ сидит в своем гетто. Пусть же и евреи, как «ничего-себе», так и «с пейсами», получат себе какую-нибудь область где-нибудь на земном шаре и устраивают себе там свое царство, свое гетто, вообще все, что хотят, но нас оставят в покое. Приписка автора письма к моему примечанию.
[
<-127
]
Гм... Гм...
Переводя вопрос в глубину вещей, конечно, я хотел бы нам, русским, вернуть то, что утеряно везде, кроме Востока: эпоху святых по существу отношений пола, т. е. священного и религиозного не по форме и соизволению начальства, а реально и по ощущению зачатия детей. Но ведь нельзя сказать, чтобы это была специфическая принадлежность юдаизма, чтобы здесь они «открыли Америку». Не говоря о том, что это есть и в мусульманстве, это есть вообще почти везде на Востоке, это «восточная цивилизация»: а родитель этой мысли — был Египет. Моисей исхитил эту мысль из Египта, как евреи выкрали у египтян золотые предметы. Египет же не знал их гнусного «Бердичева», не знал их отвратительных и бессодержательных банков. Моя мысль, что «без евреев можно очень обойтись», что их мысль о личной своей «богоизбранности» преувеличена и чуть-чуть в отношении их лукава. Дело в том, что у Соломона кроме Суламифи было очень много других Суламифей, хотя той первой Суламифи он и не рассказывал о них. Евреи у пророков везде именуют «Бога Израилева» — супругом своим. Это буквально. Это написано. Хорошо. Но «за спиной» и «в других местах» были тоже Суламифи... Израиль обманулся под гипнозом своей субъективности, подумав, что он «один» или, вернее, «одна девица» и что кроме него «и взглянуть не на кого» Соломону. Но «Книга Царств» обширнее и, главное, шире смотрит на вещи, чем субъективная «Песнь песней» Суламифи. Для
P.S. Конечно, поколотим их, и это не только хорошо иногда, но это-то таинственно и предопределено нам. Для гордости нашей в том-то и беда, что даже колотить Израиля мы предопределены не потому, что это для нас хорошо или что у нас «руки чешутся», а потому, что мы, как крепостной дядька, должны служить барину розгами, для его же пользы. Ваши соображения о Суламифях, признаться, не убедительны для меня, ибо одна Суламифь, первая, действительно канонизирована «Песнью песней», Библией, а что касается до всех прочих, то они были, что немцы называют, Privatsache царя Соломона. Но вот, пожалуй, что важно: что слово Павлово, мне всегда поющееся в сердце, зазвучало и в ваших словах. Да, Израиль — избранный, «садовая маслина». Но Бог и нас призвал в воспитатели зазнавшейся Суламифи. От нас Бог хочет, чтобы выколачивали жидовство из Израиля, а от Израиля — чтобы он, своим черным жидовством, оттенял в нашем сознании — непорочную белизну Церкви Христовой. Своею гнусностью Израиль спасает нас, научая нас ценить благо, нам дарованное. А мы за это должны колотить Израиля, чтобы он опомнился и отстал от пошлости. Приписка автора письма к моему примечанию.
[
<-128
]
«Адвокаты» — это то, что евреи сами хорошо именуют (у Пранайтиса) «клиптотами», «шкурками», т. е. около зерна. Теперь вообще не «зернистая цивилизация», — и «клиптотами-Грузенбергами» мы будем пользоваться, не давая им очень распространяться и захватывать наши промыслы и торговлю. «А там (в зернистую эпоху) посмотрим»... Друг мой упреждает времена и сроки, и малодушествует, не надеясь на Господа. «Господь — прибежище мое», и спи спокойно, русский. В час свой разбудит его Господь. И он сделает дело, какое пошлет его сделать Господь. Смелее, русские, и становитесь дружно против евреев: не бойтесь ничего. Примечание В. Р-ва.
Р. S. Вашими бы устами — да мед пить... Но, кажется, это Вы либо меня, либо себя только утешаете. Ведь вся действительность говорит обратное. Примечание автора письма.
[
<-129
]
* Если смотреть на глаз и вблизи себя... Но, дружок мой милый, никогда не надо пугаться, а надо надеяться на Бога... Чуть ли тут Суламифи и не было «шёпнуто» что-то лишнее, чтобы она скорее «отдавалась» царю и господину своему... Ведь евреи, современники Египта и Вавилона, должны бы были стать теперь многочисленнее народа русского, где-то толкавшегося кучкою около печенегов и половцев; многочисленнее германцев и англосаксонской расы. Но их в сущности относительно очень немного. Пожалуй, им было не договорено, что они будут «как песок морской» на берегу какого-то вроде «Азовского моря», тускленького и маленького, и «как звезды на небе» до телескопа, весьма и весьма исчислимые. Господь печется о других народах и любит их: и размножил их больше евреев. Вот — факт, около которого евреям не мешает погрустить. «Царица» может сказать «служанке»: у меня — 12, а у тебя — 7. Примечание В. Р-ва.
Р. S. Это — мысль очень важная; кажется, тут что-то есть. Но вот другая мысль, которой тоже не следует забывать. Вы помните, конечно, что евреи весьма озабочены чистотою крови главного ствола своего народа, — т. е. мужской линии и, по преимуществу, первородных. Но что касается до женских линий, то это — совсем иное дело. Женщина для Израиля — не хранительница, но, скорее, распространительница иудаизма. Она имеет миссию распространять влияние Израиля на весь мир, захватывать израильскими сетями все царства. Теперь, что же мы называем еврейством? Израиля, — мужскую и даже, отчасти, только главную мужскую линию роста. Однако от каждой линии, как мужской, так и женской, в каждом существе ее отделяются боковые отпрыски, — новые женские линии, из которых очень многие смешиваются кровью с иными народами и, оставаясь фактически еврейскими, ибо еврейская кровь необыкновенно сильна, перестают называться такими. Таким образом, еврейство, не нося этого имени, внедряется все глубже и глубже в массу человечества и корнями своими прорастает всю человеческую толщу. Секрет иудейства — в том, что есть чисто иудейское, чистокровное, и около него — с неимоверной быстротой иудаизирующаяся «шелуха» прочих народов. Теперь в мире нет ни одного народа, совершенно свободного от еврейской крови, и есть еврейство с абсолютно несмешанною кровью. Итак, есть евреи, полуевреи, четверть-евреи, пятая- евреи, сотая-евреи и т. д. И вот, каждый народ с каждым годом увеличивает процент еврейской крови, т. е. разжижается в своей самобытности. Еврейство представляет какой-то незыблемый центр, к которому, вдоль радиусов, неумолимо скользят все прочие народы. Следовательно, утешаться сравнительною немногочисленностью евреев — это значит забывать, что у евреев не один ствол, — под этим именем слывущий, — но еще сотни и тысячи побочных ответвлений, и притом растущих и множащихся ускорительно. — Повторяю, что хотя и сравнительный процент чистокровных евреев растет, но с ужасающей, головокружительной быстротой растет число внедрений еврейства в человечество. И, рано или поздно, процент еврейской крови у всех народов станет столь значительным, что эта кровь окончательно заглушит всякую иную кровь, съест ее, как кислота съедает краску. А для этого, вы сами знаете, отнюдь не требуется процента значительного. Посмотрите, в известном и уважаемом вами дворянском роде***, не то в пятом, не то в седьмом поколении, родоначальница — еврейка. А теперь у потомков лйца, настроения, манера мысли, семейственность, — основные, так сказать, категории бытия — типично еврейские. Члены этого рода благородны и уважаемы; но даже ничтожная капля еврейской крови в их членах придает всей структуре души их чекан и закал еврейства. Приписка автора письма.