Юдифь и олигофрен
Шрифт:
Я оглядел выжженную каменистую местность и обнаружил, что все пространство вплоть до чернеющей вдали кучки низкорослых деревьев залито ослепительным светом. В разогретом дрожащем воздухе медленно струились размытые фигуры людей и животных. Я видел, что люди страдали, истекали потом и делали плавные бессмысленные движения руками. Особенно туго приходилось всадникам, чьи блестящие медные шлемы настолько прогрелись, что превращали мозги в кипящее варево. Мучились даже лошади, чьи крутые зады отделяли от меня редкую толпу. Одна из них испражнялась. Все существа источали тупое безотрадное ожидание
— Почему нет боли? — удивился я и мучительно трудно повернул голову, чтобы увидеть наглую рожу благоразумного разбойника. Надо же! Всю жизнь грешил, лиходействовал, а перед смертью сказал несколько слов — и прямиком в рай.
Рядом со мной колебался пустой прогретый воздух, а еще дальше — за глубоким ущельем, поросшим пыльными пирамидальными кипарисами, беспорядочно разметалось древнее кладбище, напоминавшее издали марсианский город. Невыносимая жара выжгла все человеческие эмоции, но я понимал, что толпа ожидает именно мою смерть. Впрочем, наше равнодушие было взаимным. По телу ползали многочисленные зеленые мухи. Люди медленно зашевелились, и я почувствовал неладное, ибо никто из них не отбрасывал тень. Медленно запрокинув голову, я увидел опускающийся ослепительно белый столб света и ощутил сильный тепловой удар.
«Какое счастье, что я уже умер!» — подумал я, когда очутился в небольшой комнате, где двенадцать бородатых мужей, одетых в коричневые хитоны, оживленно спорили, сидя за столом на двух длинных скамьях. Я примостился с краю. Сидящий рядом мужчина посмотрел на меня долгим испытывающим взглядом, а затем заговорил снова, увлеченно размахивая руками. На каменном полу лежал мертвец. В комнату вбежала женщина и, увидев мертвое тело, рухнула наземь. Бородатые мужи вскочили как по команде, перекрикивая друг друга и отчаянно жестикулируя.
Внезапно погас свет, и я очутился в непроглядной космической тьме, подобной египетской, способной испугать даже мужественного фараона. Самое страшное было в том, что я не знал на каком я свете. Не было ни звуков, ни движений, ни мыслей, один ужас, воплощенный в абсолютную темноту. Со временем я начал осознавать, что лежу в ванной. Можно было протянуть руку и открыть дверь, чтобы увидеть хоть какой-то отсвет, но я подозревал, что за ней такая же непроницаемая тьма, поэтому боялся лишиться последней надежды. Нужно было двигаться, что-то делать, чтобы не сойти с ума. Я начал осторожно подниматься из воды. Когда вспыхнул свет, я, голый и мокрый как после рождения, сидел на краю ванны. Тело содрогалось от крупного озноба. Чувство опасности обострилось до крайности, поскольку я почувствовал, что за мной наблюдают.
— Господи! — взмолился я, хотя не был уверен, что источник внимания находится в небесах. — Не смотри на меня, ибо я грешный и грязный. Найди другого, кто лучше меня.
Мольба, вероятно, была услышана, поскольку пронзительный обжигающий взгляд сначала ослаб, а затем исчез вовсе, оставив после себя лишь небольшое жжение на коже и некоторую тяжесть в затылке. Я пошел в комнату,
— Подожди, сейчас оденусь, — сказал я.
— Я же вас уже видела, — удивилась она.
— Мне теперь всю жизнь ходить голым? — спросил я, ощутив некоторую неловкость. Девушка поставила поднос на стол и села на кровать, широко расставив стройные ноги.
— Стой! А то буду стрелять! — рассмеялась она, наводя на низ моего живота найденный под подушкой пистолет.
— Никогда не целься в живых людей, — строго сказал я и, отвернувшись к окну, стал пить кофе, чтобы скрыть возбуждение.
— А в мертвых зачем целиться? — удивилась горничная.
Я обернулся и увидел, что девушка разделась и легла. По ее голой спине бегал мышонок. Я схватил прут и стал сильно и беспорядочно бить по снующему в разные стороны зверьку. К сожалению, я все время промахивался, и все удары доставались обнаженной девичьей спине, оставляя на ней продолговатые синие полосы. Мышка юркнула под ноги и скрылась. Я перевернул горничную на спину, и ее глаза открылись, как у сломанной куклы. Я приподнял длинные ноги и ощутил легкий запах открывшегося лона. Мышки нигде не было, она снова исчезла мистическим образом. Я овладел девушкой одним мощным движением бедер и тут же свалился на пол, зажимая руками кровавую рану внизу.
Когда я проснулся, внизу было так больно, что невольно пришлось удостовериться все ли на месте. Все было в порядке, но девушка исчезла, хотя в комнате стоял ее устойчивый запах. За окном было серо. Я стал мучительно вспоминать события вчерашнего дня, а может быть, сегодняшнего, ибо не мог понять: вечер на дворе или утро. Мне стало страшно от утраты чувства реальности, поэтому я налил четверть стакана водки.
— Хочешь выпить? — спросил я второго.
— Хочу, — согласился он, и мы выпили горькую обжигающую жидкость.
Я закурил и открыл окно, свежий воздух принес запах сожженной листвы, напоминающий детство. Через дорогу бежала черная кошка. Внизу, в песочнице, возились дети: строили замки, ездили на игрушечных машинах, старательно подражая возне у взрослых. Они казались очень далекими, словно смотришь в перевернутый бинокль.
— Ты убил ее! — сказал второй.
— С ума сошел? — возмутился я.
— Сначала убил, а потом изнасиловал во время агонии, как мерзкий садист.
— А где тело?
— Там, где мышка.
Зазвонил телефон, и я услышал незнакомый требовательный голос:
— Подождите! С вами будут разговаривать!
— Пошел ты в жопу! — сказал я и положил трубку.
Стемнело, на небе показались звезды — большие и неподвижные, как женские глаза вблизи. Я зажег свет и внимательно посмотрел в зеркало. Там отразился голый, неплохо сложенный брюнет с небритой смышленой физиономией. Скорее всего, это был я. Мне просто приснилось, что мышка бегала по нагой девушке. Но почему внизу было больно? Я обнюхал пахнущие гениталиями руки. Снова зазвонил телефон.