Юлия
Шрифт:
— Юлия, ведь мы ничего… — Раду ткнул пальцем в землю, — с собой. не заберем…
— А зачем с собой? — ласково сказала она ему. — Вдруг кому и оставим…
— Ты опять за свое! — сказал он, резко поднявшись.
— Раньше хоть твой отец в доме был.
— Как-нибудь доживем… — сказал Раду устало.
— Когда думали строиться, ты не послушал меня. Сейчас бы среди людей жили, а не на отшибе, — домогаясь своего, сказала Юлия.
— Не мог я идти против воли родителей. Корни нашего рода вросли в этот
Некоторое время оба сидели молча, каждый думая о своем.
— Кстати, я договорился с бульдозеристом, снесем эту старую халупу, — Раду кивнул в сторону старого отцовского дома.
— Чем рушить старый дом, лучше бы ты башню достроил, — возразила Юлия.
— Всему свое время.
— Уж и людей стыдно. Сколько лет живем, а дом недостроенный! И зачем тебе эта игрушка над домом?..
— Тысячу раз говорил, не игрушка это, а башня.
С вязанием в руках Юлия садится ближе к Раду.
— Мы и так на холме живем. Село все как на ладони. И станция, и железная дорога, и шоссе…
— А с башни будет еще виднее!
Они помолчали, каждый занимаясь своим делом.
— Однажды утром, — прервал молчание Раду, — поднялся я на башню… с детьми Тасии. И мы смотрели… Небо было ясное, солнце только взошло, воздух чистый… И видны были холмы… Один за другим, как паруса, как застывшие волны… И на горизонте, совсем далеко, вроде бы даже корабль поплыл… Правда, его сначала ребята увидели, а я не сразу…
Юлия украдкой следила за ним.
— Бабка Ангелина дом продала, — перешла Юлия к самому главному.
— Ну и что? — спросил Раду равнодушно.
— Ты же знаешь, новая медсестра там угол снимала.
— Ты что затеяла? — спросил он уже подозрительно.
— Да ничего особенного.
— Чужого взрослого человека к нам в дом? — сказал Раду и, громко стуча молотком, начал снимать обручи с пустой бочки.
— Я против твоей воли никогда не пойду. Но ты послушай!
Сняв два обруча, Раду остановился.
— Она уже была здесь… без тебя. Очень ей понравилось, как мы живем. Все говорила: «Как у вас тут хорошо! Все в садах! Далеко от суеты!».
— Вот видишь, чужой человек сразу красоту заметил! А из каких она мест? — спросил он заинтересованно и сел рядом с Юлией.
— Говорила она мне, да я не запомнила, — ответила она, посмотрев ему прямо в глаза, и шепотом добавила: — А знаешь что еще? Родителей у нес нету.
— Родителей нету… Как же это? — спросил он с искренним сочувствием.
— А что, если нам ее… — осторожно начала Юлия.
— Взять?! Юлия!
— На квартиру.
Раду зачерпнул из ведра кувшин воды и жадно припал к нему. Напившись, поставил его на край стола, и кувшин упал на землю. Собирая осколки, Раду рассвирепел окончательно.
— Нет! Привыкнем к ней…
—
Одновременно послышался стук в ворота и лай собаки. Во двор дома вошел мош Тудосе. Он коренаст, как все старые люди, тепло одет, на голове шапка из каракулевого меха. Он слегка прихрамывает, опираясь на палку.
— Эй, Раду! Бригадир! — деловито окликнул он хозяина.
— Проходи, мош Тудосе! — крикнул от крыльца Раду.
— Некогда… — Тем не менее, Тудосе прошел к дому и присел на крыльцо. — Тебя председатель вызывает. Завтра, говорят, дождь перестанет.
— Каждый день передают, — сказал Раду.
— Может, кружку муста выпьете, — предложила хозяйка гостю.
— Мне бы чего покрепче. Ах, не та кровь! Не греет, как раньше… Сырость! Ох, уж эти мои ноги! Как деревяшки. — Старик постучал палкой по ногам. — Не чувствую их. Будь прокляты траншеи, где я их отморозил!
Некоторое время все молчат, после чего опять вступает мош Тудосе:
— Видели вчера по телевизору, как западный немец опять пришел к нам с дружбой да с коммерцией?
— Вот и хорошо, что пришел. Куда же ему деваться-то? — высказал Раду свои соображения.
— А эта хитрюга Англия, — продолжил свои мысли мош Тудосе, — что-то опять крутит носом. Она и во время войны все крутила да вертела. А в этой богачке-гордячке Америке засуха-то какая! Прямо жгет ее вовсю.
— Ничего, мош Тудосе, был бы мир, а остальное пережить можно, — сказала Юлия.
— Дай бог, дай бог… Л то ведь нас, кто пороху понюхал в войне, все меньше и меньше. Сможет ли молодежь и дальше сохранить мир, — сказал мош Тудосе, глубоко вздохнув.
— А почему не сможет? Конечно, сможет, — рассеял Раду сомнения старика.
— А что пишет Нелу из армии? — спросила Юлия.
— А ничего не пишет! — застонал старик.
— Как не пишет? — удивилась Юлия.
— Мне-то пишет, а вот Севастице, паршивец, не пишет.
— Милые бранятся — только тешатся, — сказал Раду, утешая старика.
— Вот ты бы написала и спросила, — заерзал мош Тудосе на стуле. — Разве так можно поступать с девушкой? Ведь они и до армии гуляли, потом переписывались. Девка ждала. А теперь что? Вот-вот демобилизация, и на тебе! Она-то еще здоровается с нами, а родители… — Старик вскочил и начал размахивать руками. — Такой забор поднял сосед Северин между нашими дворами, что и макушки не видать! За одну ночь!
— Все будет хорошо, — сказал Раду, переодеваясь в рабочую одежду.
— Думал, что хоть этот останется возле меня. Хоть кружку воды па старости лет будет кому подать, — никак не мог успокоиться старик. — Остальных-то но полгода не слышу, не вижу. Говорят, и моих парией уважают. Там… Где-то… А кто об этом знает? Вот ты, Раду, молодец. При отце остался. А уж как он гордился тобой!