Юнги. Игра всерьез
Шрифт:
Глава 13 КТО ТАКОЙ МАРТИН ГИК?
На следующий день в политотделе вмузов стало известно, что вольнонаемный преподаватель спецшколы собирается подавать на инспектора в суд за публичное оскорбление.
– Как его обозвали? – расспрашивали Петровского.
– «Субъектом» и еще «папуасом», – охотно информировал старший политрук. – Я рекомендовал учителю принять во внимание, что он действительно был небрит.
– А учитель что?
– Отвечает, что дело происходило в присутствии целого класса, ему нанесен моральный ущерб и все
Еще через четверть часа Петровского вызвали в служебный кабинет к «ответчику». Тот был уже в курсе дела.
– Зачем вы там находитесь? – сердился генерал. – Не могли разъяснить элементарных требований воинской дисциплины?
– Не слушает он меня, – доложил Петровский. – Сами понимаете, человек гражданский. Форму-то он носит, но без шевронов.
– Какой чувствительный – слова не скажи. А бриться, спрашиваю, кто будет?
– Преподавателю объявлен выговор в приказе, – сообщил старший политрук.
Генерал посмотрел на него и добавил совсем другим тоном, вовсе не окончательным:
– Поговори там с ним, в случае чего сообщи. Будет надо – приеду.
– Приезжать пока не обязательно, – посоветовал Петровский. – Вам бы лучше позвонить по телефону директору спецшколы товарищу Уфимцеву. Он вызовет и официально все ваши слова передаст. А потом мы с капитаном 3-го ранга Радько еще раз с этим учителем побеседуем. Думаю, тогда уговорим…
Когда Сергей Петрович положил на рычаг телефонную трубку, он выглядел растерянным. В первый момент он даже не знал, что предпринять. Если вызвать литератора и передать ему содержание разговора, не будет ли им это воспринято как разрешение ходить неряхой.
– Пусть лучше старший политрук поговорит с Валерием Евсеевичем, – предложил директору Радько. – Это по его части.
– Добро, – с явным облегчением согласился Уфимцев. – А все же странно. Ваш инспектор производил впечатление требовательного человека.
– Он такой и есть, – возразил военрук. – Вы же понимаете, что требовательность и грубость – разные вещи. Ничего странного. Человек погорячился и решил исправить свою ошибку. Не просил же он, чтобы вы отменили выговор преподавателю литературы.
– Если бы и попросил, все равно не отменю, – нахмурился директор. – Марусенко заслужил.
Радько с этим мнением согласился. За все время беседы военрук только раз взглянул на Петровского. Старший политрук многозначительно кивнул и взял на себя деликатную миссию переговоров с литератором. На самом деле беседовать с Марусенко было ни к чему. Инспектор, как и предполагалось, не стал уведомлять директора о том, что на него собираются подавать в суд. А сам Марусенко ни о чем подобном не помышлял. На его взгляд, здесь вполне было достаточно помощи со стороны бессмертного Козьмы Пруткова.
Идея такого поворота событий принадлежала военруку. Разнос преподавателя Марусенко и отдача под суд Дормидонтова произошли в один день и представлялись Радько очень похожими событиями. В обоих случаях благие намерения из-за душевной черствости приводили к обратному результату. Может быть, директор спецшколы
Во всяком случае, оба происшествия вызвали разные толки в учительской среде, и Радько было ясно, что о них обязательно будут говорить на педагогическом совете по итогам первой учебной четверти. Директор в своем докладе упирал на недостаточно высокие показатели средней успеваемости. Но в прениях разговор сразу пошел совсем не о том.
– Я не педик! – гудел Борис Гаврилович Рионов под шквалом обвинений. – Я моряк, и эти фокусы мне ни к чему.
– Домашние задания по военно-морскому делу даются без учета нагрузки по остальным предметам, – констатировал Василий Игнатьевич Артяев.
– Арифметику знаете? – огрызнулся Билли Боне. Его оппонент оскорбленно пожал плечами и оглянулся по сторонам, как бы предлагая остальном подтвердить этот факт. Все поджали губы, прищурили глаза – словом, по мере темперамента всячески подчеркнули неуместность и неинтеллигентность вопроса.
– В восьмых классах по истории пять часов в неделю, – пояснил Борис Гаврилович. – У меня всего два, как в любой школе. А программа в три раза больше, чем по истории.
– Вы просто не умеете пользоваться временем на уроках, – поддержал Артяева завуч Полиэктов, – сомнительные отступления от темы занятия дезорганизуют учебный процесс.
– Однако отставания нет и успеваемость полная, – упорствовал преподаватель военно-морского дела.
– Ученики над вами смеются, – вставил слово молодой историк Макаров. – На днях они всю перемену хохотали, рассказывая, как Билли… то есть вы, Борис Гаврилович, будто бы в Гамбурге большое судно за веревку удержали… рукой…
Димка Майдан с интересом прислушивался к разговору и в этот момент радостно закивал в дверную щель. Он тоже слышал об этой веселой байке Билли Бонса.
– Не за веревку, а за швартов! – строго поправил Рионов и заинтересованно переспросил: – Говорите, смеялись? Ну, значит, дошло!
– Что дошло?
– Как надо швартоваться в узкости! – уточнил Борис Гаврилович и тут же перешел в наступление: – А вы, молодой человек, уже выяснили, кто такой Мартин Гик?
– Еще нет, – удивился Макаров. На уроке в одном из девятых классов его действительно спросили, какова роль этого человека в крестьянской войне в Германии. – Как будто был такой деятель. А вы откуда о нем знаете?
– Вот, вот. – Рионов раскатился басом на весь директорский кабинет. – Но учтите, завтра вам напомнят. Обязательно!
– Да, конечно, надо будет уточнить! – смутился историк.
– И не пытайтесь! – торжествовал Борис Гаврилович. – Дело в том, что мартин гик – рангоутное дерево, подвешенное вертикально под внешним ноком бушприта. Служит для разноса утлегарь – и бом-утлегарь-штагов. Впрочем, вы все равно ничего не поняли. После педсовета я вам на модели парусника покажу.
Радько и Петровский засмеялись. Димка Майдан в приемной давился от беззвучного хохота и немного завидовал автору такого замечательного вопроса. А учителя были возмущены.