Юноша
Шрифт:
Дятлов записался в отряд по переноске раненых с вокзала в лазарет. На рукаве у него был красный крест, и он курил папиросы. Это был длинный мальчик, с худенькой шеей, большими серыми задумчивыми глазами и глубокой выемкой в желобке под прозрачным носом…
Папа считал, что война — это безумие. Нина не раз слышала, как он говорил: «У белого медведя будет морда в крови». Белый медведь — это Россия. Когда в школе запретили немецкий язык, папа сказал, что это невежество и очередная наша российская глупость. Папа преподавал географию в мужской гимназии. Его любили гимназисты и папин предмет считали не важным, так как знали, что папа им все равно двойки не поставит.
Он
Папа любил говорить:
— Чехов — величайший писатель печальной русской действительности, Достоевский — величайший мыслитель печальной русской действительности, Некрасов — величайший певец печальной русской действительности.
Он частенько повторял, даже когда играл в шахматы и думал совсем о другом:
— «Когда придет то времячко (приди, приди, желанное), когда народ не Блюхера, и не Милорда глупого, — Белинского и Гоголя с базара понесет?»
Он иногда играл на гитаре и пел «Очи черные, очи жгучие». Когда пел, его глаза, тоже черные и жгучие, увлажнялись. Нина сидела возле, на диване, подогнув ноги, и тихонько, но очень серьезно подтягивала. Они пели «Средь шумного бала случайно», и «Укажи мне такую обитель», и «Стояли мы с тобой на берегу Невы». Петя не умел петь, завидовал Нине. Папа никогда ему не разрешал подтягивать, говоря: «Не мешай нам, Петр. У тебя, мой милый, не голос, а козлетон».
К папе часто приходи Сергей Митрофанович. Он тоже учитель — преподает математику, и гимназисты его ужасно боятся, Сергей Митрофанович не страшный. Он белокурый, добрый, заразительно смеется. У него мягкие светлые волосы, коричневые строгие глаза. Он часто покашливает, у него привычка — все время длинными пальцами зачесывать назад волосы. Его длинные тонкие пальцы просвечивают.
Сергей Митрофанович и папа иногда пили водку, закусывали селедкой, солеными огурцами, картошкой в мундире и ругали директора гимназии, Государственную думу и все российские порядки. Чаще всего они пили крепкий чай и играли в шахматы.
Папа долго думал, склоняясь над шахматной доской, и мурлыкал «Три юных пажа покидали навеки свой берег родной», наконец делал ход, собираясь разыграть испанскую партию.
Сергей Митрофанович играл молча, но вдруг, после какого-нибудь папиного ошибочного хода, запевал:
— «Три юных пажа покидали…» Вот тебе, вот тебе мат!
Папе не верилось, что игра кончена, и он все еще разглядывал шахматные фигуры.
— О чем думаешь? Некуда тебе идти. Мат.
Отец сочинил стихи про войну. Нина их аккуратно, большими буквами переписала в тетрадку.
Настал четырнадцатый год Машинно-газового века, С культурой двинулись вперед Вражда и зависть человека. Вильгельм пророчески молчал, И англичанин укрощал Спокойно водную стихию. Внезапно, как небесный гром, Раздался выстрел в Сараеве… И, потрясая кулаком, Вильгельм очнулся в страшном гневе, А Франц поднялся на дыбы, Мечом заржавленным бряцая, И вот затрясся от пальбы Белград — жемчужина Дуная…На уроке рукоделия
Ответ получила очень скоро. На конверте круглая печать: «Из действующей армии».
«Здравствуйте, уважаемая гимназистка Нина Дорожкина. Мерси за конфеты и папиросы. Нельзя ли нам встретиться и познакомиться поближе? Если вы согласны, то сообщите место, куда прийти, и погуляем с вами. Я сам военный писарь и живу на вольной квартире, недалеко от вашей гимназии. Сердце ноет, грудь болит. Инстинкт что-то говорит… На улице туманно… Все везде кругом печально… С почтением к вам, остаюсь в ожидании…»
Нина показала письмо папе, он сказал:
— Ну да, тыловики все разворовывают! Генералы — что покрупней, а писаря и конфеткам рады. Все воруют!..
При всех сражениях у нас В припасах были недостатки. К тому ж у нас любой заказ Не исполняется без взятки.Каждый день уходили солдаты на войну.
Играла музыка.
Солдаты пели грустные песни: «Грудью подайсь… Полно, ребята, иди-и-те! В ногу, ребята, иди-и-и-те…»
Нина провожала солдат до самого вокзала.
Она вглядывалась в лица и очень жалела солдат. До слез…
«Вот убьют тебя, и больше не будешь петь. Господи, как же это так? Вот убьют, и больше не будешь шагать. И того. И того. И вон того. Он отстал и хромает. У него болит нога. Милый мой!.. Как мне тебя жалко!..»
Привезли военнопленных. Масса людей пришла на них смотреть. Военнопленным дарили булки, яблоки и папиросы…
Мы все рвались в кровавый бой За честь и право славянина…Некоторые бабы, глядя на военнопленных, плакали.
Нина тоже купила французскую булку, отдала военнопленному.
Он взял, сказал по-русски: «Спасибо».
У нее не было денег, а то бы она им купила много булок и много папирос…
Надеясь раннею зимой Дойти до шумного Берлина.Потом приехали беженцы.
Они жили на станции, в товарных вагонах.
Прошло полгода, все одно: То мы врагов одолеваем, То нас — они, и уж давно Несется гул над польским краем…Папа, иронически улыбаясь, читал стихи Сергею Митрофановичу:
До Перемышля от Стрыпы Бегут австрийцы без оглядки, И вслед жандармы да попы Заводят новые порядки…— Ловко! — говорил Сергей Митрофанович.
Но славный русский генерал…Здесь папа поднимал мохнатые брови и большой палец:
Родился немцем не напрасно: Он план Вильгельма разгадал…