Юность грозовая
Шрифт:
— Палец в рот не клади — отхватит. Пошли, парень, мы, и правда, с тобой как на прогулке.
В сарае Василек увидел человек восемь ребят, примерно одних лет с ним, деловито склонившихся над ящиками. От непрерывного стука молотков звенело в ушах.
— Давай сюда! — крикнул Степка. — Устраивайся рядом!
Напрасно волновался Василек, работа оказалась простой. Владеть молотком он научился еще дома, помогая отцу в его несложных плотницких делах: сбивать табуретку или скамейку, подремонтировать двери или полы.
— Неинтересная какая-то
— Ничего ты не понимаешь, — ответил Степка и, понизив голос, чтобы никто из ребят не услышал его, продолжал: — Голодным не будешь, в цехе всегда дадут пожрать, не откажут. — Он подвинулся к самому уху Василька: — Тут еще можно кое-что иметь.
— Как?
— Очень просто, увидишь.
После работы, когда ребята, весело переговариваясь, стали уходить домой, Степка наклонился к Васильку:
— Не спеши, есть дело.
— Какое?
Собирая с пола нарочно рассыпанные гвозди, Степка молчал, а когда они остались в сарае вдвоем с Васильком, вскочил и сказал:
— Пошли быстрее!
Во дворе они свернули к огромному штабелю сложенных разбитых ящиков. Василек настороженно смотрел по сторонам, не решаясь ни о чем спрашивать.
— Чего ты крутишь головой, как очумелый, — зло прошептал Степка. — Ничего не сделал, а пугаешься… Постой здесь.
Он скрылся за штабелем. Василька трясло, как в лихорадке. Степка вернулся быстро, пряча что-то под пиджаком.
— Сунь подальше, — сказал он, протягивая две банки консервов.
— Зачем? — растерянно спросил Василек, отступая назад.
— Дурак! — зашипел на него Степка. — Положи за пазуху! Ну, чего рот раскрыл!
Не помня себя, Василек взял банки трясущимися руками и, озираясь по сторонам, сунул их под пиджак.
— Теперь пойдем через контрольные ворота, — спокойно наставлял Степка. — Да не гляди по сторонам.
Василек не слышал, о чем бормотал ему Степка. С трудом передвигая ноги, он смотрел неподвижным взглядом на постового у заводских ворот. Ему казалось, что все знают о том, что у него за пазухой краденые консервы, и поджидают, когда он подойдет к проходной.
В воротах вахтер повернулся к нему. Он судорожно вцепился в рукав Степки, на лбу густо выступил пот.
— Что с ним? — спросил вахтер.
— Заболел, — глухо ответил Степка, пропуская Василька вперед. — У нас там в сарае такой стук… Без привычки голова болит.
Выйдя на улицу, Степка глянул на лицо друга и сквозь зубы процедил:
— Дурак! Глянь на свою рожу — как стена… Чуть не попались! Подумаешь, преступление совершил. Эх ты, заяц!
Не слушая его, Василек тяжело дышал, как после долгого бега. Он вытер с лица холодный пот, схватил горсть снега и начал жадно глотать.
— Не могу, — наконец проговорил он. — Страха натерпелся.
— Ничего, пройдет, — уже более дружелюбно сказал Степка. — Теперь у нас есть жратва.
Всю дорогу Василек шел сам не свой. Он
Угадав его мысли, Степка возле дверей дома угрожающе предупредил:
— Сболтнешь — добра не жди!
Придя в комнату, Василек разделся, незаметно отдал Степке консервы и, сославшись на головную боль, отказался от ужина и лег на кровать.
Бабка Агафья забеспокоилась, достала из сундука узелочек с мятой, заварила чай.
— Ты выпей, может, полегчает, — уговаривала она, присаживаясь на кровать. — Жалко, малинки нету сушеной, здорово помогает.
Обжигаясь горячим чаем, Василек думал: «А что, если рассказать сейчас про Степкины штучки? Вытурит нас бабка обоих. Напишу завтра домой письмо, узнаю, где ребята. Может, уже вернулись в Степную. А бабушка-то моя теперьохает: пропал внук! Завтра напишу. Или уж самому поехать, пусть Степка сбивает ящики? А Таня? Одна останется? Кто же к ней будет ходить? Письмо напишу, а сам не поеду!»
Василек отвернулся к стенке и как-то сразу заснул.
Утром, открыв глаза, он увидел Степку одетым.
— Пора на работу? — спросил он.
— Рано еще… Это я бегал на базар, продал консервы, — зашептал Степка, наклонясь к Васильку. — Полнейший порядок! Держи, твоя доля.
Он протянул скомканные деньги.
«Ну и пальцы у него, как когти у ястреба», — с ненавистью подумал Василек и резко оттолкнул его руку.
— Убери! Это… это подло!
— Ну и дурак же ты, — беззлобно проговорил Степка, засовывая в карман и свою долю и Василькову. — Зря отказываешься, пригодились бы, не одним днем живем.
Встав с кровати, Василек предупредил:
— Будешь воровать — расскажу всем. Понял?
— Ты не хорохорься, — спокойно возразил Степка. — У тебя тоже рыльце в пуху. А вообще, без тебя обойдусь, слюнтяй! Скажу бабке, чтоб наладила тебя в шею.
Василек притих. Он представил себя бродящим по заснеженным улицам города. Невеселая картина!
21
Солому, которую удалось завезти с поля в погожие дни, теперь приходилось давать скоту только два раза в день. Но даже при таком экономном расходовании запасы кормов таяли на глазах, а погода день ото дня становилась все хуже и хуже.
Вечером, обходя скотный двор и затыкая пучками соломы щели в дверях коровника, Захар Петрович глянул па затянутое серой пеленой небо, прислушался к шороху поземки и, обращаясь к Лукичу, который возле колодца выдалбливал ломом намерзший лед из водопойного корыта, тревожно крикнул:
— В ночь взыграет сильнее! Слышь, как низовой гонит порошу? Зря утром не поехали в поле, все был бы запасец на черный день.
Выгребая рукавицей из корыта кусочки льда, Лукич обиженно насупился и стал ворчать на Захара Петровича: