Юность Маши Строговой

Прилежаева Мария Павловна

Ася права! Маша ему далека. А жалости он не хочет!

Тоска и обида ослепила его.

Он не успел отдать себе отчет в том, что сделает сейчас, рука сама протянулась к тумбочке.

– Я тебя ждал, чтобы вернуть карточку.

У девочки на фотографии круглые щеки, две толстые косы за плечами и ничем не омраченный взгляд. Прощай, прежняя Маша!

Теперь Митя Агапов - солдат без прошлого. Он сам освободил себя от воспоминаний.

А Маша представила: он приготовил заранее карточку; он решил вернуть ее еще вчера, когда здесь была Ася.

Они смотрели

друг на друга в отчаянии и горе и молча обвиняли друг друга.

– Спасибо, - сказала Маша.
– Странно, что ты ее сохранил.

– Случайно.

– Такая плохонькая фотография, не стоило беречь, - беспомощно пробормотала Маша.

Если бы они были в палате одни! Еще не поздно! Если бы только они были одни!

Уже во дворе Маша вспомнила, что не сказала об отъезде в Москву. Вернуться? Она не вернулась.

Она шла по деревянному настилу через двор с такой осторожностью, словно сейчас самым важным было не оступиться.

"Я потеряла тебя второй раз. Теперь навсегда".

За то недолгое время, пока Маша была в госпитале, Юрий успел обдумать по пунктам речь, которая должна была оказать Маше моральную поддержку. Он вскочил, когда она вышла из проходной будки, но запнулся на первом же слове. Лицо у Маши - как запертая дверь.

Юрий забыл все намеченные пункты и сказал:

– Если когда-нибудь тебе нужна будет настоящая помощь, помни, что есть человек, который... Словом, помни: у тебя есть друг.

Она молча кивнула.

Глава 21

До Куйбышева ехали вместе с Аркадием Фроловичем. За несколько часов до города с Ириной Федотовной случился сердечный припадок.

Маша никогда раньше не видела, чтобы Аркадий Фролович терялся. Он открывал походную аптечку, аптечка прыгала у него в руках.

У Ирины Федотовны пульс падал, а Аркадий Фролович долго не мог впрыснуть камфару. В Куйбышеве Ирину Федотовну вынесли из вагона на носилках. Аркадий Фролович с ком-то говорил, убеждал, требовал, и Ирину Федотовну положили в железнодорожную больницу. Аркадий Фролович вызвал главного врача и опять убеждал и требовал. Главный врач не выдержал натиска и предложил Маше остановиться у него.

Первую ночь Маша провела в палате около матери. Аркадий Фролович тоже сидел у изголовья и только время от времени выходил курить.

К утру Ирине Федотовне стало лучше.

– Что же делать, надо ехать, - сказал Аркадий Фролович.

Он не мог больше задерживаться.

Маша осталась одна, подавленная болезнью матери, шумом чужого, переполненного людьми города и сдержанной вежливостью в доме главного врача, где она чувствовала себя виноватой в том, что стучит в дверь, входит, оставляет в прихожей следы, спит на чьей-то постели, и в том, что вообще существует.

В вагон Строговы попали только через неделю.

Ирина Федотовна молчала. В ее черных, ставших огромными за время болезни глазах застыло выражение скорбного ожидания, пугавшее Машу. Замелькали дачные поселки. Москва. Вечерний вокзал, платформы, электрички у платформ, синие огни. Строгость жизни военной Москвы. В метро Ирина Федотовна растерялась, ухватилась за

Машин рукав.

– Позвони, - попросила она.
– Ох, Маша, мне не дойти до дому!

Маша опустила в автомат монетку, набрала номер. Гудков не было. Она набрала еще - опять нет гудков.

Маша вспомнила, что помер сменили, папа писал об этом, но новый номер она потеряла.

Они вышли из метро у Охотного. Маша узнала простор Манежной площади, университет, кремлевские стены, деревья Александровского сада в морозном тумане.

Они пешком прошли до Пушкинской площади и, когда вспыхнул зеленый огонек, пересекли трамвайную линию.

Дом стоял темный, с глухими окнами; кое-где в узкие щелки пробивался свет.

Они поднялись на третий этаж. Дверь открыла тетя Поля. Она отступила назад, вместо того чтобы обнять сестру, и Маша увидела, как мама быстрым движением вскинула руки тете Поле на плечи, молча пристально всмотрелась в глаза, прильнула к груди головой и без звука тяжело рухнула на пол.

Глава 22

В Москве у Пелагеи Федотовны оказалось множество дел. Надев каракулевую шапочку и повязавшись сверху платком, она уходила с утра. Надо зайти в Наркомпрос, в Дом пионеров, раздобыть нужные книги.

Несколько раз Пелагея Федотовна наведывалась в военкомат, но не добилась толку. Никто не знал, что с ветеринаром Пастуховым. В списках убитых не значится.

К вечеру Пелагея Федотовна возвращалась домой. Она медленно поднималась по лестнице, отдыхая на каждой площадке. Ирина Федотовна выходила к сестре в кухню. Кухня стала теперь самым жилым местом в доме, здесь на окне лед не намерзал таким толстым слоем. Она садилась ближе к плите, но газ еле горел. У такого огня не согреешься. Пелагея Федотовна ставила на конфорку кофейник, терпеливо дожидаясь, когда забулькает вода и из носика потянется горячая струйка пара. В кухне как будто немного теплело от этой тоненькой струйки.

Пелагея Федотовна подробно рассказывала, где побывала за день, кого видела, о чем говорила. Ирина Федотовна безмолвно слушала. Выпив кофе, она уходила к себе и ложилась на диван, отвернувшись к стене. Целый день перед глазами Ирины Федотовны один и тот же узор на спинке дивана. "Если бы Кирилл не поехал со студентами на лесозаготовки, ничего не случилось бы, думала Ирина Федотовна, глядя на этот узор.
– Но студенты были рады: они любили его. Хорошо, пусть поехал, ничего не случилось бы, если б он догадался, как тяжело простудился, и сразу пошел в больницу, а не лежал здесь один, словно в погребе, целых три дня, пока не потерял сознание".

Ирина Федотовна закусила край подушки, слезы выступили у нее на глазах.

Приоткрылась дверь. Маша тихо спросила:

– Мама, ты спишь?.. Мамочка!
– позвала она, постояла и, не дождавшись ответа, ушла на цыпочках.

"Если б я не заболела дорогой!
– думала Ирина Федотовна.
– Они недосмотрели за ним без меня. Он умер оттого, что я опоздала".

Маша вернулась в кухню. Тетя Поля открыла банку желтого меду, душистого, как липы в цвету.

– Выпей с морозу кофе с медом.