Юность Маши Строговой
Шрифт:
Урал, Урал-река!
Ни звука, ни огонька.
Чапаев винтовку сорвал со стены:
"Ребята! Не время досматривать сны".
Кровавый рассвет над станицей встает,
Казацкие кони храпят у ворот.
Урал, Урал-река!
Вода холодней штыка.
"Последнюю пулю пошли по врагу.
Живые, скрывайся на том берегу!"
Вдогонку палят - недолет, перелет.
И, раненный в руку, Чапаев плывет.
Урал, Урал-река!
Слабеет его рука.
До красных отрядов, река, добеги,
Скажи, что любимый Чапаев погиб.
Пусть
Пусть красные белым за все отомстят.
Урал, Урал-река!
Бурлива и широка.
Армия отступала. Часть, с которой шел Сергей, вышла к переправе через реку, когда разведка донесла, что справа обнаружена небольшая группа противника, слева же, в том месте, где почти под прямым углом река делала крутой и резкий изгиб, сосредоточены крупные неприятельские силы. Неожиданное появление немцев на левом фланге на том берегу реки грозило смертельной опасностью. Командир части мог принять одно-единственное решение: при любых условиях овладеть переправой. И он принял его.
Ожидание близкой опасности, которая подстерегала где-то рядом, овладело всеми. Не слышно было ни выстрелов, ни шума самолетов, день был ясен, но тревога росла и передавалась от бойца к бойцу. Не нужно было подгонять усталых людей. Все устремились к одной цели.
Целью был мост.
Хотя все знали, что на той стороне, за мостом, раньше чем опустится солнце, а может быть, и при переправе, томительная неподвижность осеннего дня взорвется огненным шквалом, сейчас каждый нетерпеливо и яростно хотел выйти на ту сторону реки.
Как ни трудно было соблюдать боевой порядок, Сергей, превозмогая усталость и все нарастающее беспокойство, не выпускал из поля зрения бойцов и время от времени покрикивал:
– Эй! Подтянись!
Он кричал грубоватым, осипшим голосом и сам подбодрял себя выкриками, но предчувствие, которое томило и его, перешло теперь в уверенность: что-то должно произойти. Поэтому, когда подбежал связной и, вытирая рукавом пот, струившийся ручьями по щекам и шее, позвал Сергея к капитану Веснухину, Сергей не удивился и не испугался, а как-то даже успокоился. Он перепрыгнул канаву и побежал полем. За несколько минут бега он успел с поразительной ясностью увидеть и удержать в памяти темную зелень озимых, синеву неба и похожее на копну сена дымчатое облако, повисшее над горизонтом.
Капитан Веснухин курил, но при виде Сергея отбросил папиросу.
Сергей вытянулся:
– По вашему приказанию прибыл!
Капитан внимательно посмотрел на него и произнес отчетливо:
– Переправа началась. Необходимо соединиться с нашими на том берегу. Тогда, если понадобится, примем удар немцев с тыла.
– Слушаю, товарищ капитан!
– ответил Сергей, стоя навытяжку и стараясь угадать, что от него требуется.
– А там, - капитан плавно повел рукой в сторону рощи, - возможно появление группы противника. Есть основания полагать, что немцы попытаются и здесь выйти нам во фланг и сорвать переправу.
– Слушаю,
– повторил Сергей, с ужасом чувствуя, что бледнеет.
Не отрывая от Сергея настойчивого взгляда, капитан сказал, что нужно выставить в роще заслон. Нужно продержаться два часа, пока часть успеет переправиться.
– Есть продержаться два часа!
– крикнул Сергей громко и бодро, чтобы уверить капитана, как не страшен и понятен для него приказ.
– Когда переправа закончится, пустим пять зеленых ракет, и это значит, что вы можете отходить.
Все сказано, но капитан медлит отпустить Бочарова.
Сергей ждет.
– Я в вас уверен, Бочаров. Идите!
Меньше чем через десять минут отделение Сергея Бочарова вступило в осиновую рощу. Роща пылала на солнце. Красноватый отблеск ложился на лица бойцов, когда они проходили между тоненькими осинками. Сухо шуршали под ногами листья.
Сергей шел впереди. Теперь ожидание неизвестной опасности не мучило его больше. Опасность была известна, и требовалось быстро и решительно сообразить, как ее уменьшить и ослабить.
Наверно, немцев больше, чем людей у Сергея. Может быть, рота или две, брошенные сюда в разведку, чтобы прощупать выход к шоссе. Если это разведка, то ее можно и должно обмануть.
Роща кончилась внезапно, словно кто-то сверху срезал ее, и начиналась луговина в полкилометра шириной, а дальше - такой же тихий осиновый лесок, охваченный пламенем осени. Лучше нельзя придумать позиции. Сергей велел бойцам окопаться здесь, на краю рощи.
Бойцы сосредоточенно рыли окопы и маскировали ветвями. Сергей проверял окопы и ругался, что вырыто плохо, зная: ничто так не успокаивает людей перед делом, как придирчивое внимание командира к мелочам.
– Кому лежать - тебе или дяде чужому?
– спросил он Степана, рыжеватого, с белыми ресницами парня, которого прозвали "Мигай" за его привычку хлопать ресницами.
– Гляди!
Сергей оглянулся. Среди деревьев соседнего леса показались немцы. Сергей насчитал тридцать, сорок человек и перестал считать.
Немцы остановились на краю луговины, видимо совещаясь. По тому что немцы не решались сразу выйти на открытое место, Сергей понял - опасаются засады. Растянувшись в цепочку и прижав к животам автоматы, они вышли наконец на луговину.
Самым трудным было подпустить их на близкое расстояние.
Кровь стучала в висках тяжелыми, горячими толчками, пальцы онемели на рукоятке автомата.
Медленно тянулись минуты. Сергей отдал команду. Раздался залп. Больше десятка немцев упало, а уцелевшие, не сделав ни одного ответного выстрела, бросились назад, но, не добежав до лесочка, остановились. Чуть выше головы Сергея жикнула пуля, где-то сзади разорвалась граната, совсем близко другая.
Услышав вопль, Сергей понял, что вторая граната разорвалась в соседнем окопе.
Беспрерывно строчил пулемет.
– Ура! Ура!
– почему-то закричал Сергей.
– Ура!
– подхватили бойцы.