Юность Маши Строговой

Прилежаева Мария Павловна

– Чайку, Авдотьюшка, хочешь?
– предложила тетя Поля.

– Не до чаёв, Пелагея Федотовна, - отказалась Авдотья. Вытянула на коленях большие, натруженные руки.

Сколько раз в воображении Маши возникала полянка между двумя осиновыми рощами! Вот в красной листве метнулась рыжим пламенем белка. Осинки забормотали, роняя листья. Сергей прижался к земле. Атака отбита. Вторая, третья. Осинки, вздрагивая, сыпали, сыпали листья на чьи-то незакрытые глаза.

Авдотья выслушала, не отводя от Маши черные омуты глаз. Ничего не сказала. Прощаясь,

подала дощечкой ладонь.

Заря угасла - время спать.

Маша легла в сарае, на третьегодняшнем, еще Иваном Никодимовичем запасенном сене.

Звуки и шорохи полнили ночь. Квакали лягушки, близко засвистел соловей. Лунный луч скользнул в щель, добежал до стены и сломался.

...На восходе солнца Машу разбудил крик петуха. Она оделась и, поеживаясь от утренней свежести, вышла на улицу. Вдали за околицей дымилось невысокое облачко пыли - прогнали стадо; в траве и на листьях, словно омытых за ночь дождем, блестели крупные капли росы. У правления колхоза, под рябинами, стоявшими рядком вдоль окон, толпилась кучка девчат. Маша узнала миловидную Настю Бочарову. Она вытянулась, как сосенки у станции, и все знакомые девочки подросли - это были ученицы Пелагеи Федотовны.

– Здравствуй, Маша!
– окинув ее любопытным взглядом и чуть конфузясь, сказала Настя.
– Вот комсомолок собрала. Самостоятельности добиваемся! краснея и оттого становясь еще привлекательней, громко говорила она, поглядывая на раскрытые окна правления.
– Председатель колхоза у нас несговорчивый. Беда нам с председателем!

– Чего вы добиваетесь?
– спросила Маша с невольной улыбкой - так мила была сестренка Сергея.

– Добиваемся, чтобы нас всем молодежным звеном на самостоятельную работу послали. А председатель колхоза оспаривает. "Разобью, говорит, вас по разным звеньям. Для укрепления, говорит, рассую вас туда да сюда". Знаем мы эти хитрости! Не доверяет, так и запишем...

– Мы еще в школе сдружились. И в комсомол вместе в школе вступали, подхватила Настина подружка, которая слушала Настю, подперев щеку рукой и в такт ее словам согласно кивая.

– Не на пользу они нас разбивают!

На крыльцо правления вышла Авдотья Васильевна Бочарова, председатель колхоза. Черная коса кольцом лежала у нее на голове, смуглые щеки побледнели и, казалось, опали. Авдотье Васильевне плохо спалось в эту ночь - глаза окружали желтоватые тени.

Настёнка устремилась к матери:

– Что надумала, мама?

– Слушай меня, молодняк!
– обратилась Бочарова к девчатам. Соглашаюсь ваше желание уважить. Молодежное звено нынче выйдет самостоятельно на окучку картофеля. На полную вашу ответственность возлагаю картофель. Глядите - строго спрошу!

Настя взвизгнула, закрыв рот ладонью, присела к земле, вскочила, затормошила подруг:

– Девчата! Живо собирайтесь! Проболтались без дела, проволынили время!

– Тебя, Настасья, звеньевой назначаю, - сказала Авдотья Васильевна и только теперь, отпустив девочек в поле, поздоровалась с Машей.

Вчера, выслушав Машин

рассказ, она пи о чем не спросила, не промолвив слова, ушла и сейчас поклонилась без слов.

– Авдотья Васильевна, и меня в молодежное звено запишите, - сказала Маша.

Бочарова поправила волосы над темным от загара лбом, вдоль которого легли три глубокие морщины, и, помедлив, ответила:

– Что ж... Ступай... Погоди-ка, Маша, постой!
– вдруг остановила она и, быстро, с девичьей легкостью сбежав с крыльца, обняла Машу за плечи. За вчерашнее спасибо тебе! У меня после вчерашнего силы втрое прибавилось. Ужотко к Пелагее Федотовне забегу на часок, расскажи мне все снова. Ну, иди, девчат догоняй. Они у нас быстрые, ловкие!

С этого утра Маша целыми днями работала с молодежным звеном на окучке картофеля. Девочки были действительно ловкие. Как ни старалась Маша, угнаться за ними не могла. Над ней шутили, посмеивались, а Настёнка, перебежав на ее полосу, помогала и без умолку щебетала, как птица. Она была певуньей. Когда девушки, развязав узелки с едой, садились полдничать, Настёнка, управившись раньше всех с обедом, заводила песню. Подруги подхватывали - высокие голоса долго звенели над полем.

– Ой, девчата, что же мы делаем?
– опомнится Настя.
– Поднимайтесь, девчата! Давайте наверстывать! Не то будет от мамки нам!

...В тот день с утра было душно, над горизонтом густела синева, погромыхивал гром - перед грозой парило.

Пелагея Федотовна, в белой косынке и подпоясанном шнурком ситцевом платье, работала с учениками, подбадривая шутками разомлевших от зноя ребят:

– До грозы надо кончить. Гроза торопится, а мы того пуще! Не сдавайтесь, пионеры!

Однако, видя, что ребята обливаются потом, Пелагея Федотовна воткнула в землю заступ и разогнула спину:

– Отдыхать!

Все повалились на траву.

– Эка благодать!
– с глубоким вздохом промолвила Пелагея Федотовна. Хороша наша Владимировка! Лесу много у нас и земли много. Сколько бы ни жил, но нарадуешься!

– Пелагея Федотовна!
– позвала Настя.
– Глядите, не к нам бегут? Прикрыв ладонью лицо и всматриваясь в сторону деревни, Настя повторила в тревоге: - Пелагея Федотовна, а ведь это нам знак подают! О, да что это? Никак, мама бежит? Уж не беда ли стряслась?

Она вскочила и, испуганно всхлипнув, бросилась матери навстречу. Но Авдотья Бочарова не остановилась с дочерью и все кричала и как-то странно, зовуще махала рукой. Все молча ждали.

Вдруг Пелагея Федотовна, словно что-то поняв, поднялась с побледневшим лицом, шагнула, но не могла идти и снова села у дороги.

Авдотья подбежала, с размаху кинулась на колени перед учительницей; она не в силах была вымолвить слова и только тяжело дышала. Неясно было, принесла она радостную или страшную весть.

– Дуня, не томи!
– с мольбой проговорила тетя Поля.

Авдотья припала головой к ее плечу:

– Пелагея Федотовна, матушка, живой Иван Никодимыч вернулся! Пришел!