Юрий Звенигородский

Полуян Вадим Петрович

— Господине, знатный литвин — к твоей милости. Назвался Швидрикайлом. Ожидает в сенях.

Не рад был новому гостю князь, да ничего не поделаешь. Ольгердович навещал его уж который раз и всегда оставлял оскомину от своего посещения. Вот и теперь, принятый в гостевом покое, тянул из расписной кружки приправленное патокой пиво и рассуждал:

— Зря я, друг Юря, посвятил Василию свою саблю. Не вернет он мне прав, отнятых Витовтом. Не пойдет зять на тестя ради вернейшего слуги.

Князь морщился, пытаясь изменить разговор:

— У тебя ус погрузился в пиво, Ольгердович.

Литовский выходец с резким стуком опустил кружку.

— Э, обманулся

к свиньям собачьим, Перкун [69] меня накажи!

— Пошто ругаешься, как язычник? — увещевал Юрий. — Мой брат пошел же с тобой к Угре.

Литвин прищурился:

— Как пошел, так и ушел. А Витовт на месте. Сын ведьмы Бериты и в ус не дует. Кейстутьево отродье господствует.

— Терпение, мой друг! — уговаривал князь.

Ольгердов сын невесело усмехнулся:

69

Перкун — главное божество литовцев-язычников.

— Девка терпела, в девках век прожила! — И присовокупил: — Я-то что! Эдигей не вытерпит. — Гость хитро подмигнул Юрию: — Старшему брату твоему славу запоют [70] . Ты станешь королем московским. На тебя надеюсь!

Юрий, оставляя в стороне такое пророчество, спросил:

— При чем тут Эдигей?

Свидригайло не спеша развязал перед ним узел всех сложившихся хитросплетений:

— Орда родит Батыев. Но времена меняются. Орда сейчас не та, Батый будет не тот. Русь перестала быть улусом, Литва им и не была. Эдигей на реке Ворскле поослабил хвастуна Витовта. Надо приуменьшить силу и осторожного Василия. Хитрый татарин стравливает московлян с литовцами. Толку мало: не подравшись, мирятся. Не надеясь на чужие руки, самому придется воевать Москву. Ох, икнет сын победителя Донского, что потерял вот этот кулак, — литвин сжал толстые персты.

70

Выражение «тут ему и славу поют» означает — будет убит, примет смерть.

Юрий, не соглашаясь с разглагольствованиями новоявленного друга, не хотел перечить. Беседа шла на убыль. Расстались — брат великокняжеский, не убежденный гостем, тот же на свой счет не успокоенный, не обнадеженный ничем.

Едва Юрий вышел из сеней, проводив сына Ольгердова, столкнулся в переходе с оружничим Асайкой, что поднялся на хозяйский верх по черной лестнице. Он был взволнован:

— Гюргибек! Плохая весть. Полчища Булат-Салтана идут прямо на Москву!

— Вздор! — дрогнул Юрий. — Кто соврал?

— Врал? — обиженным эхом прозвучал голос Асая. — Вот сейчас у меня был и исчез Абдулка, тайный посланец Каверги. Помнишь Кавергу?

— Еще б не помнить! Кто предводительствует ратью?

Асай, как само собой разумеющееся, ответил:

— Темник Эдигей.

Первым побуждением Юрия было поспешить в златоверхий терем. Однако он почему-то медлил. Без слов вопросительно смотрел на оружничего.

— Что, Гюргибек? — недоумевал Асай.

— Да вот все думаю, — молвил князь, — как государь не знает об Эдигее? Отчего у нас такое спокойствие?

— Великий каназ знает об Эдигее, — возразил татарин. — Только истинных целей его не знает. Они скрыты даже от великоханских вельмож. Каверга советует тебе покидать

Москву. Он — твой доброхот и все знает.

Наконец, Юрий принял решение:

— Сыщи и позови Галицкого.

Распроворному боярину было поручено спешно подготовить отъезд княгини и трех сыновей во Владимир. Там достойно обустроить княжеское семейство. Охрану взять надежную.

Бывший дядька Борис, выяснив причину, недоверчиво повел челом. То ли Асайка сам придумал несусветицу, то ли его кто-то с панталыку сбил. Князь не стал спорить, но повторил наказ. Был уверен в своем оружничем и в искренности Каверги. Пошел проститься с пасмурной Анастасией.

Та на удивленье близко к сердцу приняла мужнюю новость. Согласилась с мыслью о том, что от старого темника, Витовтова победителя, можно ожидать любой каверзы, что Каверга, не соврав однажды, и вдругорядь не соврет.

Беспокоилась лишь о Юрии: догонит ли семью? Князь заверил:

— Предупрежу государя-брата, возьму лучшую кобылу Рогнеду и вмиг догоню.

Время близилось к полудню, а солнце смотрело не свысока. Осеннее солнце — стареющий богатей горбилось и делалось все скупее. Настали дни убывающего тепла. Отзвенел яблоками сентябрь, опустели сады. Грязь на немощеных улицах нижнего города, не успевая просыхать, прибывала. Конь, оскальзываясь, поднимался в гору. Довольные местичи возвращались с торга, приторочив к седлам полные мешки. Колымаги ехали от Пречистой. Обедня кончилась. Встреченный дебелый лихач на караковом аргамаке, Иван Дмитриевич Всеволож, приветливо помахал рукой. Каменный город еще не знал о близких полчищах Эдигея. Нагнавший Юрия сосед-боярин Данила Чешко был остановлен им:

— Вывози семью. Эдигей идет на Москву!

— Не может быть, чтобы… — остановился участник битвы с Мамаем, свидетель нашествия Тохтамыша. Подумал и… повернул назад.

В Набережных сенях князь повстречал Анютку, бывшую служанку матуньки, а ныне великой княгини Софьи.

— Государь с государыней кушают, — поклонилась Юрию старая дева.

Пришлось пройти в Столовую палату. Здесь над кашей с белорыбицей и лососевой печенью сидели двое — Василий и Софья. Княжны еще не вернулись из Коломенских летних хором. Завсегдатаи-гости в постные дни не докучали своими особами.

— Садись, брат, — пригласил государь.

Юрий сел, но от блюд отказался.

— Не до еды, когда Тохтамышев ад грозит вот-вот повториться.

— С чего бы? — спросила Софья.

— Эдигей идет на Москву!

Василий возразил:

— Не верю! Мои люди в Орде загодя сообщили, что старый темник и впрямь идет с превеликой ратью. Однако же он прислал постоянного между нами связного Басыра с большим письмом. Вот оно!

Василий достал перевязанный свиток, протянул брату. Юрий прочел:

«Се идет царь Булат [71] с ордой наказать литовского врага твоего за содеянное им зло на Руси. Спеши изъявить царю благодарность: если не сам, то пошли хотя своего сына или брата, или вельмож».

Дождавшись, когда Юрий кончит читать, Василий сказал:

— Сам в Орду не еду, дабы не ронять достоинства. Сына у меня пока нет. — После значительного молчания государь с гордостью вскинул указательный перст: — Пока! Но скоро будет. А вот брат есть. Так не съездить ли тебе, Гюргий?

71

К тому времени Эдигей правил именем марионеточного хана Булат-Салтана.