Юрий Звенигородский
Шрифт:
Князь, в ужасе помолчав, изрек:
— Воистину святой инок, Царствие ему Небесное! Однако же, богомолец мой, хотелось бы знать подвижника, живущего ныне.
Епископ задумался.
— Ныне? Слышно, еще жив многолетний отшельник Павел, ученик преподобного Сергия. Московлянин, сын благородных родителей. Тайно оставил дом, где принуждали к выгодному, завидному браку, скрылся в монастыре на Волге. Двадцати двух лет принял постриг. Был келейником старца Сергия, потом ушел в пустынь. В Комельском лесу на реке Грязовице три года прожил в дупле липового дерева не более четырех
— Каков возраст подвижника? — заинтересовался князь.
Даниил, шевеля устами, посчитал про себя:
— Должно быть… Родился в лето от сотворения мира… Да, точно скажу: сто два года. Из них сорок — в келье и сорок — в пустыни.
Юрий Дмитрич вдруг ощутил в себе странное ощущение. Внезапной силой был отправлен… в забытьё? Нет, не в забытьё. В давно минувшее отрочество, когда покидал жизнь татунька, преславный великий князь, сына не впустили в покой родителя, где умирающий в присутствии высших духовных лиц и бояр составлял завещание.
Тогда Юрий ушел не в свою комнату, а в домашнее книгохранилище, укрепиться поучениями святых отцов. Встречь ему поднялись из-за стола два инока, те, что привели к отходящему старца Сергия. Даже имена вспомнились: Севастиан и Савва. Последний, прощаясь, произнес едва слышно: «Придет время, вместе помолимся, князь Звенигородский и Галицкий». И вот в княжеской голове, словно свыше подсказанная, возникла мысль: «Время пришло!»
А епископ поведывал уже о другом пустыннике. Юрий отважился перебить:
— Не затруднит ли, владыка, вспомнить священноинока Савву, что подвизался лет двадцать тому назад в Троицкой обители у преподобного Сергия?
— Савва? — переспросил Даниил. — Уж не тот ли смиренный, что вынужден был принять управление Сергиевой обителью? Братия настояла. Ибо его предшественник, преподобный Никон, удалился в безмолвие. А то есть еще Савва Вишерский, уроженец Кашина. Тот из рода бояр Бороздиных. С юных лет — пустынник.
— Нет, — остановил князь. — Мне нужен тот, что в Сергиевой обители.
Еще некоторое время провел владетель Звенигородский с владыкой. Ушел с радостным решением посетить монастырь Святой Троицы.
Ясным весенним днем в сопровождении Ивашки Светёныша выехал Юрий лесными путями к памятному месту у Ярославской дороги. И не узнал обители: когда-то здесь обрастали мхом деревянные стены. Сюда восьмилетним всего-то на одну ночь попал княжич в матунькином поезде, покинувшем перед нашествием Тохтамыша Москву. Давно это было, еще при жизни Чудесного Сергия. Смутные воспоминания брезжили и оживляли минувшее. В самой ограде первобытный лес шумел над кольями, обсыпал их кровли палыми иглами. Вокруг торчали невыкорчеванные пни, кое-где валялись неубранные стволы деревьев. В маленькой деревянной церковке за недостатком свеч пахло лучиной. Где это все? Явным чудом воздвигнута каменная крепость с башнями по углам. Возглавляет обитель высокий храм с величественными куполами. Для иноков выстроены добротные, поместительные жилища. А работы еще идут. Стало быть, вся Московская Русь, от князя до смерда, не покладая рук трудится, не жалеет средств на благо Сергиева Дома — своей
— Савва? — переспросил он с раздумчивостью. — Наш бывший настоятель? Он явил своими молитвами источник воды за стенами обители. Мы зовем теперь этот источник Саввиным кладезем.
— Как? — изумился князь. — Преподобного уже нет среди вас?
— Удалился недавно, — кивнул игумен. — Устроил келию в пустыньке на Москве-реке. Проводит там дни в посте и молитве. К нему стекаются люди укреплять себя в вере. Умиляются, слушая праведника.
Князь расспросил подробно, как найти пустынное место, обжитое подвижником, и простился.
Дождавшись первого воскресного дня, он с тем же Светёнышем отправился искать пустынь. Даже охраны с собой не взял, ибо это было в пределах Звенигородского княжества. Не проскакав и полутора верст, Юрий Дмитрич остановился на берегу при впадении в Москву-реку сказочной по своей красоте лесной речки. За ней высилась довольно крутая гора, покрытая ковром благоуханных растений. Так и манило взойти наверх. Ощутив себя многими годами моложе, князь одолел подъем, огляделся и замер. Ему открылся прекрасный вид на Звенигород и окрестные села.
— Впервые я здесь. Что за место? — вслух промолвил Юрий Дмитрич.
Светёныш пояснил:
— Речка называется Разварня, а урочище — Сторожа. По имени горы. При литовских набегах здесь несли службу воины. Наблюдали за движением неприятеля. Литовцы проходили к Москве по старой Смоленской дороге, что уклоняется за Можайском влево, к Звенигороду.
Князь, насмотревшись, продолжил путь. Келью Саввы отыскал заполдень, опрашивая встречных и поперечных. Оказывается, впрямь множество самого разного люда посещало подвижника. Пришлось ждать своего череду, устроившись на травке-муравке.
— Ты же не простолюдин, — удивился Ивашка. — Взойди как первый человек своей отчины.
Юрий Дмитрич окоротил слугу:
— В Священном Писании сказано: первые будут последними, а последние первыми. Наберись смирения.
Смирение-то в конце концов помогло и самому князю: пустынник прервал беседу с очередным пришельцем, по виду купеческого достоинства, и подошел к нему. Не узнать было юного инока: лысый старик, по вискам — пышная седина, двойная морщина над переносьем, проницательные, глубоко запавшие очи, небольшая окладистая белая борода.
— Здрав буди, князь Юрий! — промолвил он, приветливо улыбаясь. — Время наше пришло помолиться вместе?
— Пришло, преподобный Савва, — поднялся, сложив руки для благословения, князь. И, не решаясь сразу же повести речь о монастыре, сказал: — Дерзаю просить тебя стать моим духовником.
Савва шутя погрозил перстом:
— От духовника, как от лекаря, не таись! Открой сокровенную мысль, поделись насущной заботой.
Юрию Дмитричу пришлось признаться:
— Насущная забота моя — построить обитель во имя Рождества Пресвятой Богородицы. Молю: помоги в святом деле, возглавь его. Я же пребуду неусыпный твой вспоможенник, духовный сын.