Юся и эльф
Шрифт:
— Я тебе! — рык Бжизека заставил воющих собак заткнуться.
Значит, розы.
— О, прекрасная Грета… расскажу по секрету…
Хлопнула дверь, и гном поспешил ретироваться: к близкому знакомству с папенькой он, похоже, морально готов не был. А из окна выглянула Франечка и громко закричала:
— Юся, иди кашку кушать!
Собаки вновь взвыли. Папенька добавил пару оборотов из тех, что хорошо откладываются в памяти, а Грета, зуб даю, розами занялась…
Семья,
— Завтра уже уедут, — сказала я, откусывая петушку голову. — И скучать не буду.
Наверное.
Почти.
Разве что самую малость. Я ведь привыкла к тишине…
— Юся, кашка стынет!
— Юська! — Гретин вопль заставил белые лепестки встопорщиться, и шаль стала в два раза объемней.
— Кашку будешь? — меланхолично поинтересовалась я. А Эль вздохнул и сказал:
— Буду. Д-дома… б-бабушка учит м-маминого п-повара п-правильно г-готовить… з-здоровую еду.
Еще более здоровую, чем прежде?
Он подал руку, помогая выпутаться из гамака, и спросил:
— А м-можно я у тебя п-поживу? П-потом, когда они уедут? А то… б-бабушка н-носочки вяжет… и… я п-посуду мыть умею.
…что ж, посуда — это аргумент. И вообще родному мужу помогать надо. А что до остального…
— Юся! — бас папеньки вновь заткнул всех окрестных кобелей, кроме гнома, отбежавшего на довольно приличное расстояние и теперь, к превеликой радости соседей, горланившего песню о великой Гретиной красоте. — Кашка стынет…
…родственники, мать их.
И кашка.
Кашка — это серьезно.
Часть 4. За что не любят некромантов
Я сидела в саду, смотрела на эльфийские подштанники, которые вяло шевелились на ветру, и думала о вечном. Думалось, говоря по правде, погано. Все ж подштанники своим жизнерадостным морковным колером несколько сбивали с толку и настроения.
А что?
Осень на дворе. Трава пожухла. Листья пожелтели, и даже малина несколько утратила былую прыть. То тут, то там в зарослях ее еще виднелись белые звездочки цветов, но как-то неубедительно, что ли? Зато шипы выросли и обрели нарядный багряный окрас.
Шел дождь.
Третий день, к слову, шел. Такой вот мелкий моросящий, от которого вроде бы как и прятаться смысла особого нет, но и лезть в эту водяную взвесь никакого желания. Влага пропитала все, за исключением злосчастных подштанников: стены дома, крышу, которая стала подтекать, скромно намекая, что ремонт сделать-таки стоит, и пол на кухне. Доски раздулись, пошли горбами, и в том мне виделся высший знак скорой беды.
Какой?
А кто ж его знает. Просто… слишком уж спокойно все было в городе, и сейчас, и в последние месяцы. Ни тебе нежити непонятной, ни даже обыкновенных скандалов, что прежде случались с завидной регулярностью. Поговаривали, что даже на рынках обвешивать стали будто бы меньше,
Я вздохнула.
И ткнула пальцем в конверт, который устроился между чашкой и серой лужицей, что натекла с потолка. А ведь супруг еще когда грозился с крышею разобраться.
И где его бесы носят?
Как ушел к мамочке в гости, так и… решил остаться? Мог бы записочку прислать, чтобы не волновалась. Нет, я особо и не волнуюсь.
Так, слегка.
Все-таки эльф.
И вообще муж… и я к нему даже привыкла. Он в самом деле оказался тихим, нетребовательным, а еще на удивление полезным в хозяйстве.
Стулья вот починил.
Кровать в Гретиной комнате, которую ныне сам и обжил. И кухонным столом занялся, счистил с него черный налет, который я, говоря по правде, полагала естественною стола окраской. Ан нет… готовил Эль неплохо, во всяком случае, лучше, чем я.
Внимания не требовал.
В душу не лез.
Присматривал за малиной, писал что-то там на своем, на высоком… так и жили. И вот теперь сгинул, как его и не было, оставив на память любимые подштанники, трехзубую вилку из серебра и некоторую толику сомнений в душе.
Все-таки…
…может, заглянуть…
…к эльфячьей-то матери…
…на правах жены законной и… просто убедиться, что с этим белобрысым недоразумением все в порядке. И что я скажу? Нет, я найду, что сказать, но… надоело человеку, то есть эльфу, обретаться в развалинах, когда особняк имеется? Понятно… и стирать самому, и готовить, и еще меня терпеть с малиной вкупе… впрочем, тут я зря, к малине Эль относился с подозрительной нежностью.
Я не ревную, нет.
Не хватало еще.
Просто…
…и вправду мог бы записку прислать. Мол, все было хорошо, но и хорошему приходит конец. А потому прощай, Юся, ты навсегда останешься в моем сердце. Бывший мой что-то этакое и присочинил, я еще тогда подумала, что совести у него нет.
Нет.
И у эльфов тоже.
И… кроме подштанников осталось с полдюжины рубашек кипенной белизны — понятия не имею, каким образом он умудрялся этой белизны добиваться, стирая в старом нашем тазике — камзолы, куртки и брюки из плотной кожи. Сапоги вот… кофр с зельями. И если рубашки — это мелочь, то зелья ни один порядочный эльф не бросит.
А значит… идти придется.
И не только к матери, которая, нутром чую, визиту моему не обрадуется, но… дождь, подштанники и вообще. Я поднялась и конверт взяла. Перевернула, открыла… а может… как-то слишком уж совпало, что исчезновение Эля, что это вот, простите боги, приглашеньице…
На ужин.
В тесном семейном кругу.
Плотная бумага. Золотые вензелечки, до которых моя бывшая подруга была весьма охоча. И приписка на обратной стороне. Мол, приходи, будет интересно.
Может, она моего супруга умыкнула?