Ютланд, брат Придона
Шрифт:
На тропке загрохотало, примчался хорт, волоча в зубах крупного горного барана. Оба охотника, хоть и старались не показывать удивления, но у Мерета чуть глаза не вылезли на лоб, а Герильд все сравнивал взглядом тощего хорта и могучего барана.
Оставив зайца, Герильд взялся разделывать добычу, все он делал быстро и умело, Мелизенда оценила его искусство и снисходительно похвалила, сказав, что он почти такой же ловкий, как ее спутник.
На этот раз безмерно удивились все трое, особенно Ютланд. Герильд, закончив снимать баранью шкуру, отрезал голову
Герильд оглянулся, охнул. На том месте, где только что был толстый и прочный череп горного барана, остались кончики рогов. Мерет тоже смотрел остановившимися глазами, но, переглянувшись с братом, покачал головой и, потерев ладони, сказал наигранно бодро:
– Садимся!.. На свежем воздухе все готовится быстро. Начнем пока с зайчика, а там и барашек подоспеет. Ваш хорт умеет выбирать, задавил и принес молодого и толстенького!
Он умолк и уставился на Ютланда в ожидании ответа, но тот лишь отмахнулся.
– Молодой он еще. Избалованный. Вырастет, посерьезнеет, перебирать харчами перестанет.
Герильд смерил уважительным взглядом хорта, словно старался представить, каким станет взрослым, а Мерет снова весело потер ладони.
– Герильд готовить умеет, убедитесь!
И хотя на взгляд Мелизенды ничего особенного в приготовлении мяса на прутиках или на раскаленных камнях нет, однако она призналась себе, что никогда такого волшебного блюда не ела. Как будто не просто ломоть мяса, грубо зажаренный на простых углях, а нечто изысканное, приготовленное лучшими поварами Вантита.
Она с жадностью обгрызала заячью лапку, спросила Мерета тихонько:
– А твой брат… он немой?
Мерет раздвинул губы в улыбке.
– Видишь, Герильд? Тебе нужно хоть «драсьте» научиться говорить! А то совсем очеловечиваешься, хорошие манеры теряешь… Нет, прекрасная Мелизенда, он умеет говорить, но у нас… гм… в общем, он умный, а я… ха-ха!.. красивый.
Она окинула взглядом Герильда.
– Да? Но ваш брат вам не уступает и в этом.
Он улыбнулся шире.
– Я сказал «красивый» в том смысле, что… в общем, в другом. А брат говорит только тогда, когда есть о чем. А когда не о чем, он помалкивает. А мне приходится болтать с белками, зайцами, даже деревьями…
Ютланд заметил ровно:
– То-то у тебя рот не закрывается. Скажи, не приходилось ли вам видеть черного всадника на черном коне, что дышит огнем, а от копыт летят искры, что могут поджечь лес?
Братья переглянулись, Мерет уже покачал было головой, затем переспросил:
– А с ним большой черный хорт? Как у тебя, но только не такой умирающий шкилетик?
Сердце Ютланда застучало чаще и взволнованнее. Он едва не подавился, когда торопливо кивнул.
– Да, он.
Мерет снова посмотрел на брата, тот нахмурился, и Мерет сказал неохотно:
– Нет, не видели…
– Но что-то о нем слышали? – спросил Ютланд настойчиво.
– Слышали, –
Мелизенда пригорюнилась, слушая захватывающую и печальную историю, а Ютланд стиснул челюсти, молчал, укладывая и это в память. Значит, Порею Солнцерукую преследовали давно…
Глава 11
Мелизенде показалось, что братья очень неохотно с ними расставались, но Ютланд был строг и непреклонен: отвезти ее в Вантит немедленно, а потом у него какие-то очень важные дела…
Мерет грациозно преклонил перед нею колено, Мелизенда встала на него и уже поднималась на коня, но все испортил этот грубый пастух: вздернул ее, как какого-то утопающего в ручье крысенка и усадил на этот раз впереди, не спрашивая ее желания.
Мелизенда улыбнулась Мерету, мы же, дескать, воспитанные люди, понимаешь, что этот дикарь иначе не умеет. Мерет в свою очередь кивнул, полностью понимая ее положение и горячо сочувствуя.
Мелизенда даже успела помечтать, как было бы здорово, если ее в Вантит вез бы этот замечательный и такой учтивый Мерет, такой красивый, хорошо одетый, хоть и живет в лесу… потом как-то сперва подумала, что у Мерета нет коня и такой противной собаки, а затем поерзала, поудобнее устраиваясь в кольце рук этого грубого пастуха, и решила, что с некоторыми пустячками приходится смиряться, зато у него такие надежные крепкие руки, широкая и горячая грудь, она прижимается щекой и слышит, как медленно и мощно работает сердце, как в венах шелестит на порогах кровь, и вообще ей уютно и хорошо, как никогда…
Горы справа и слева пока что больше похожи на глинистые ковриги, только налезают одна на другую, постепенно переходя в скалистые, отвесные, с острыми гранями. Алац на ходу перепрыгивает через огромные каменные глыбы, обкатанные неведомой силой так, что похожи на гигантские яйца неких допотопных птиц, а когда их много, фыркает и поневоле переходит на шаг, каким обычно кони и преодолевают эту дорогу.
Мелизенда вслушивалась в звенящую тишину, поерзала, пихнула Ютланда в спину.
– Слышишь? Поют!
– Не поют, – буркнул он, – а горланят.
Тропка еще дважды вильнула между камней, Алац не успел набрать скорость, голоса стали громче, молодые и задорные, как определила Мелизенда.
Еще поворот, и они увидели идущую навстречу толпу молодых парней, с ними две девушки, все с луками и полными тулами стрел. Все до одного одеты в легкие, но прочные и теплые ткани, рассчитанные на передвижение в лесу, а здесь, похоже, все уже начинают зябнуть.
Завидев Ютланда и Мелизенду на черном страшном худобой коне, все оживились, передние весело закричали: