Ювелир. Тень Серафима
Шрифт:
– Я услышал вас, профессор, - подвел итог Карл. Голос оборотня был глубок и низок.
– Я мог бы пригрозить вам расправой, но не стану делать этого. Я уже понял, что немедленная неизбежная смерть от лап оборотня для вас менее страшна, чем возможный будущий гнев дражайшего лорда, в случае, если он узнает о нашей встрече. Но позвольте задать вам личный вопрос. Каково это - приучить себя не чувствовать? Каково это - каждый день притворяться, не имея возможности выговориться, хоть с кем-то быть искренним? Смотреть в глаза человеку, отнявшему у вас смысл жизни, - тот, что был до науки?
“Не вздумайте снова
– Не смейте прислушиваться к моим словам. Не смейте поддаваться эмоциям”.
Старый профессор вздрогнул и задышал отрывисто.
– Хотите, чтобы я разделил с вами тяжесть своего горя?
– хрипло спросил он.
– Хорошо. Возможно, мне это действительно принесет облегчение… Этот изверг даже не пришел на казнь. А я был там. Был, вместе с половиной жителей Ледума, собравшихся поглазеть на такую громкую смерть. Многие сочувствовали Лидии, несмотря на всю холодность сердец наших горожан… Это было ужасно. Ах, Карл, как это было ужасно!
Лицо ученого исказили сильные эмоции, горестные морщины перечеркнули высокий лоб.
– Должно быть, больно вспоминать такое?
– с невольным сочувствием заметил оборотень.
– Вспоминать?
– грустно переспросил Мелтон.
– Возможно… Только я и не забывал. Даже во сне память не отпускает меня. Тяжело и больно помнить, но это всё, что у меня осталось. Моя леди в серебряном и алом кротко улыбается с эшафота… эта улыбка так и осталась на лице, когда голова упала в корзину. Её хрупкие плечики вздрогнули последний раз и… всё.
Профессор отвернулся, скрывая слезы, которые не мог сдержать.
– Если это утешит вас, лорд Эдвард высоко оценил вашу выдержку. Он был уверен, что вы сорветесь и броситесь на него, пытаясь заколоть своей профессорской указкой.
Карл искренне соболезновал старому другу, но всё ж не смог удержаться от соблазна подпустить шпильку.
– Что?
– возмутился и одновременно изумился ученый.
– Но… откуда он знает?! Не может быть, чтобы вы рассказали ему, ведь так?
Он пристально вгляделся в насмешливые глаза оборотня и прочел в них ответ.
– Как вы могли… как вы посмели выдавать чужие секреты! Это бесчестно!
– Перестаньте, Мелтон! Неужели вы думаете, осталось хоть что-то, о чем я не сообщил ему за эти томительные годы?
– Похоже, Карл не собирался оправдываться или приносить извинения.
– О, как счастлив я был разговаривать хоть с кем-то, пусть это был бы хоть сам дьявол! В некоторые дни моего одинокого заключения я почти терял надежду: сумасшествие было предельно близко. Я остро ощущал, как меняется восприятие действительности, и только сила воли удерживала меня на самой границе безумия. Однако я должен разочаровать вас: он знал и раньше. Думаю, Лидия сама призналась ему. Она всегда была слишком честна и чиста, чтобы лгать.
– Но как же так?
– Мелтон удрученно покачал головой.
– По поведению правителя я никогда не заподозрил бы, что ему всё известно…
– Это как раз неудивительно, друг мой, - хмыкнул оборотень.
– Догадливость никогда не была вашей сильной стороной, а психология не входит в число любимых вами точных наук. К тому же, наш лорд не из тех, кто прямо показывает свои чувства. Несмотря на вспыльчивость,
– Но почему он просто не запретил ей заниматься наукой и появляться в Магистериуме?
– Профессор выглядел обескураженным.
– Это было бы логичнее и проще.
– Должно быть, он понимал, что силой не удержит её рядом. Если бы Эдвард действовал подобным образом, что-то неминуемо сломалось бы в их с Лидией непростых отношениях. По этой же причине он и вас не тронул. Хотя, думаю, это была не основная причина: кто станет убивать курицу, несущую золотые яйца. Лорд простит вам что угодно, пока вы полезны… Понимаете, Мелтон - всё, что угодно.
Он особенно выделил последнюю фразу, выразительно глядя на старого друга.
– Вы утверждаете, будто он любил Ли? Будто она была ему дорога? Я не верю в этот отвратительный вздор. Правитель Ледума не имеет сердца. Он без колебаний отдал беззащитную женщину на растерзание своему цепному псу, этому чудовищу Винсенту. Это слишком жестоко даже по отношению к врагу, а уж мать его детей, без сомнения, заслужила лучшей участи.
При упоминании о человеке, по вине которого был раскрыт его великолепный заговор, а сам он оказался повержен и пленен, Карл почувствовал, что не в силах сдержать копившуюся все эти годы ненависть - она выплеснулась наружу с глухим угрожающим рычанием. Дыхание оборотня сделалось тяжело, а в глазах заплясали сумасшедшие огни. О, с каким удовольствием он прикончил бы этого омерзительного типа, задушил, как куренка.
– Вы безумны, друг мой, - с сожалением заметил ученый.
– Увы, вы безнадежно безумны.
– А кто здесь нормален?
– зло огрызнулся Карл.
– Может быть, вы, профессор, являете собой образец душевной гармонии? Так поможете вы мне или, как всегда, струсите?
Некоторое время профессор молчал, мучительно размышляя. Оборотень не торопил его, понимая, как сложно даются такие решения.
– Пойдемте со мной, - сказал наконец ученый.
Быстрым, разительно отличавшимся от прежнего шарканья шагом Мелтон вышел из комнаты. Оборотень неотступно следовал за ним. Дверь, перед которой они остановились спустя некоторое время, была незнакома Карлу: когда они учились здесь, эту часть Магистериума только строили. Профессор извлек откуда-то из складок мантии гремящую связку ключей и отпер помещение, оказавшееся чьим-то рабочим кабинетом. Казалось, хозяин только-только покинул его, оставив в легком беспорядке бумаги на столе. В вазе стояли живые цветы, распространявшие нежный сладковатый аромат. И лишь опрокинутый стул, выбивающийся из общей благостной картины, заставлял заподозрить неладное.
– Это кабинет Лидии, - тихо пояснил Мелтон, проходя вглубь.
– В него никто не смеет входить, чистоту и порядок я поддерживаю сам. Здесь ровно ничего не изменилось с того самого дня, как агенты вломились сюда и забрали её. Кабинет всегда заперт, и в его тайниках я храню некоторые свои документы и вещи, не терпящие постороннего взгляда.
– Не очень осмотрительно, профессор, - не согласился оборотень, внимательно оглядывая помещение. Кабинет, в противоположность торжественным и мрачноватым залам Магистериума, был необыкновенно уютным и светлым.
– Вы же понимаете, в случае чего, обыск здесь проведут в первую очередь.