Ювелир. Тень Серафима
Шрифт:
Это была комната, а точнее сказать, келья, которую Серафим занимал всякий раз, когда судьба заносила его сюда. Всё здесь было хорошо знакомо и мило сердцу. Однако на сей раз душевный покой и умиротворение почему-то не желали в облаке неземного сияния снисходить на ювелира. Слова, произнесенные святым отцом, звучали и звучали в ушах, заставляя сердце кровоточить от боли. Себастьян попытался было, как и хотел, провести ночь в молитвах, но, к его вящему ужасу, сосредоточиться и остановить хаотичный бег мыслей никак не удавалось. Голова была полна мирского мусора.
Мнение святого отца, с которым они были знакомы без малого десять
Тяжело думать, что он потерял веру в ювелира, поставил на нем крест. Возможно, это было заслуженно, правильно, но Себастьяну малодушно не хотелось терять человека, который был для него не только священником и духовным наставником, но и другом, - возможно, единственным искренним другом в целом мире. Однако сегодня святой отец предпочел ограничиться только формальной исповедью и, под предлогом сильной занятости, отказал в личной беседе.
Этот отказ заставил ювелира страдать.
Прервав мучительные раздумья о наставнике, Себастьян обратился мыслями к Софии, но и тут не нашел облегчения. Какого черта проклятая Искаженная бесцеремонно влезла в его жизнь, разрушила его такой ясный, четко устроенный, логичный мир, спутала все чувства? Себастьян ощущал, как внутри кровеносных сосудов клокочет злость, почти ярость, с которой он не в силах справиться. Впервые за долгие годы душевное равновесие ювелира оказалось нарушено, да еще как! Чашки невидимых весов ходили ходуном, грозя всему механизму сбоем или серьезной поломкой.
Всё это просто не укладывалось в голове. Да что там, вообще нигде не укладывалось! И ради чего, Господь всемогущий, он сам же, по доброй воле, вернулся к нелепой девице, да еще и притащил её сюда, в святая святых его мира? В душе творилось необъяснимое смятение, поднималась буря чувств, благополучно спавших всё это время. Заглядывая в себя, Себастьян ужасался этому чуждому, несвойственному ему состоянию. От прежнего порядка и понимания себя не осталось и следа. Думая о Софии, ювелир был искренне поражен самому себе: ему никак не удавалось определить своего отношения к этому человеку - оно скакало, как взбесившаяся лошадь, колеблясь от состояния тихой ненависти до слюнявого умиления.
Но еще больший ужас, заставлявший кровь леденеть в жилах, вызывал тот безжалостный факт, что чувства к Моник теперь также с трудом поддавались определению.
…Моник - его первая, единственная, вечная любовь. Это чувство было столпом мироздания ювелира, основой всех основ, мерилом и эквивалентом всех чувств. Оно просто не могло измениться. В противном случае придется признать, что его гармоничный мир рухнул, рассыпался, превратился в хаос, чего допускать нельзя…
Вот
Себастьян глубоко вздохнул и замер, прекратив беспорядочное, как движение атомов, блуждание по комнате. Всё не так страшно. Он просто немного на взводе от всех этих неудач с поиском черного турмалина. Не стоит сейчас накручивать себя еще больше и делать скоропалительные, почти наверняка неверные выводы.
Внезапно что-то отвлекло ювелира от увлекательной душевной маеты. Посторонние звуки, негромкие, но совсем не вписывающиеся в чуткую ночную тишину. Кто-то осторожно, деликатно ломился в дом, точнее, в одно из окон на первом этаже.
Не мешкая, Себастьян бесшумно выскользнул из кельи, не забыв прихватить с собой заряженный револьвер и шпагу.
Внизу его ждал сюрприз. Не в меру интеллигентный, но ловкий злоумышленник уже успел проникнуть внутрь, и теперь беспокойно озирался, крадучись ступая по полу, чтобы избежать обличительного скрипа старых половиц. И фигура его, и лицо были слишком хорошо знакомы Себастьяну, чтобы обознаться. Так-так, значит, старый знакомый пожаловал в гости?
Происходящее совсем переставало нравиться ювелиру.
Негоже нарушать священную тишину намоленного места неподобающими звуками: воплями или, тем более, шумом драки, поэтому Серафим пронесся по лестнице легким дуновением сквозняка, в мгновение ока оказываясь за спиной ночного посетителя церкви.
– Как ты нашел меня?
– ласково шепнул ювелир в самое ухо гостя.
Тот дернулся, но понятливо сдержал непроизвольный крик, почуяв характерное давление прохладного револьверного дула на затылке. Весьма неприятное и щекочущее нервы ощущение.
– Серафим, это ты?
– испуганно выдохнул человек, в знак демонстрации мирных намерений высоко поднимая руки.
– Ты что, преследуешь меня?
– Я задал вопрос.
– Черт тебя возьми, убери револьвер!
– возмущенно прошипел человек, не делая, однако, резких движений.
– Совсем уже нервы у тебя шалят с этим проклятым расследованием. Откуда, скажи мне, откуда мог я знать, что ты здесь?
– Неубедительно, Стефан, - резко оборвал Серафим.
– Ты и вправду надеешься, я поверю, что ты оказался здесь совершенно случайно, да еще и посреди ночи? Случайности не случайны, и я давно не принимаю в расчет непреднамеренные совпадения. А после того, как охотники, или кто это был на самом деле, оставили тебя в живых, кредит моего доверия к тебе снизилось практически до нулевой отметки.
– Вот как?
– неожиданно разозлился Стефан, чуть повышая голос.
– Конечно, с мертвыми гораздо проще иметь дело. Если бы меня убили, это было бы и понятно, и логично, и объяснимо. И не нужно было бы гадать, правду я говорю или нет. Ну так убей меня, убей, чтобы не сомневаться! Пристрели меня прямо в своей драгоценной церкви, Серафим, чтобы я уж точно не смог обмануть или предать тебя!
– Успокойся, Стефан, - Себастьян медленно опустил револьвер, желая избежать этой внезапной истерики. Неясно только - настоящей или разыгранной специально для него, чтобы увести разговор в сторону? Впрочем, с момента их последней встречи, Стефан выглядел намного лучше, хотя следы пережитой трепки по-прежнему проявлялись в излишней нервозности.
– Я задал простой вопрос, а ты почему-то упорно уходишь от ответа. Разве так ведут себя добрые друзья? С какой стати я должен доверять тебе?