Ювенилия Дюбуа
Шрифт:
29
Туалет и смежная ванна –
мобильная исповедальня свободомыслящих.
С отголоском пресыщенности удобства высеченного.
Заходит гость в дверь слева, давит какашку мышечно,
а рот в это время шепчет:
отче, я нагрешил, я тебя презирал…
Жена твоя кто, рука? Если сам ты породил небеса.
Получается, ты — мастурбатор,
великий драчун идей. Зачем нас спускать по трубам,
если проще протереть носком?
Выкинь детей своих
30
Словопись является главным существом нового человека. Угнетённый ум в пиршестве успешных недотёп, словно маленькая девочка, читающая фантастику, тем самым уходящая от повседневности. Так и ненужный человек нового толка скрывается за листами фантазий.
Нежелание или же, элементарное непонимание «как жить эту жизнь» приводит к развитию иных качеств, сопровождающихся теми же зонами восприятия. Мозг не чует разницы между обусловленной реальности и выдумкой. Ему (дураку ли?) всё одно.
В тот самый момент, когда приходит осознание такого простейшего факта, врывается словесность во всей своей полноправной красе. Но делится она пополам, разделяя так же степень вовлеченности своего хозяина. Та же упомянутая девочка, читающая фэнтези, находится в одной группе словесности, где правила игры ей уже обозначили, которая, в виду аналогичной реальности симуляции, попадает всё под те же нормы. Простыми словами: из одной книги правил ум отправляется в другой свод законов. Это позволяет таким субъектам не ввязываться во вторую группу.
Вторая же группа рассчитана на людей, отрёкшихся от правил и границ. Такие люди чаще порицаются обществом, выглядя на фоне самодурами, конченными недоличностями, которых забавно показывать в передачах для хихак и хахак, а ещё лучше, если таких людей распихают по диспансерам.
Такая группа вживается в словесность, полностью теряя облик гражданина, становясь мёртвым текстом, который смеет оживать только в секунду прочтения. Вот тут и рождается истинный писака, который по праву может естественным образом наслаждаться величием.
31
Насвистывает беспризорник песенку:
«Было три кота у мамы кошки!»,
стреляя сигаретки у прохожих.
«Одного кота дядь Вася лопатой приложил,
второго мамина подруга забрала».
Мимо ходом, пацанёнок яблоко крадёт.
«А третий котёнок сбежал за шиворот ворот».
(По улице, навстречу женщина идёт. Из-за угла,
в сторону центральной площади, а парнишка,
меж свистами, всё песенку свою поёт)
«Было три щенка у мамы-суки!»
Рука в карман, будто что-то достаёт.
«Одного щенка не спасли, он просто умер».
Пристальней сделался беспризорный прищур.
«Второго щенка-а-а-а забрали сторожилой дома».
— Ну а третьего? — поравнявшись, женщина спросила.
Рука в живот вонзает нож, в глазах у жертвы помутненье.
На устах от спёртости нет слов.
(а беспризорник всё песенку
плавною идёт, всё ищет мать и в придачу тётку,
такой он озорной, а голос непоколебимо звонкий)
32
Красный огонь. Калейдоскоп в темноте под веками. В тишине слышны крылья бабочек. Запах свежего мяса. Давненько не появлялись признаки насилия, но через мысленную гладь всегда рвутся образы.
Любая форма нормальной человеческой жизни сопровождается гниением и калом. Любой дёрг, любой шум — всё, что нужно для неконтролируемой вони.
Критерии безумия в разные периоды отличались, но схожие элементы остаются и посей день. Не быть таким, значит — привлекать внимание системы. Можно вполне монетизировать своё безумие, а ещё прийти к мысли о невозможности суждений по шаблонам. Безумность в целом можно прировнять к нормальности, подкрепив такое утверждение первородной индивидуальностью. Как бы ты не старался, единственно возможный вариант трусливой душонки — притворяться, но жить всерьез по сказкам не представляется возможным. Вывод, думаю, становится очевидным.
Перед глазами красный огонь. Это часть калейдоскопа закрытых век. И в тишине слышны крылья бабочек. Запах свежего мяса, когда и вовсе его рядом нет. А всё по причине истинной свободы ума, способного примерять на себя любые маски, выдавая каждый образ за настоящий. Ещё раз повторюсь. Безумия нет, как и нормальности. Есть только что-то вечно движущееся.
33
Верблюд плывёт по розовому небу.
Во рту откусанная бесконечность –
нежного араба рука, а может, что
и загорелой северной девицы.
(нельзя веселиться у рта без опаски)
По завалинам второй верблюд гребёт,
раздвигая пески, как свои горбы.
С беспристрастной ухмылкой,
под дымок опасного дурмана.
Молчание верблюда –
форма пейзажа восточных правил.
34
Голубиная песня о хлебе
Навязчива пища и ладно
Если бы не червяки в животе
То есть было и не надо
Некоторый индивид действительно
Духом един
Но кушать и такому хочется
По этой причине сломать его
Вполне сможится
Мировой устрой схож
С заводными игрушками
Большая песочница разума
В теле земли космоса
Эроса разврата всех
Возможных областей
35
Кристаллизация беспорядка из набросков выдуманных символов. Вот она: а, б, в, г, д, е, ж, з, и, й, к, л, м, н, о, п, р, с, т, у, ф, х, ц, ч, ш, щ, ъ, ы, ь, э, ю, я.
Короткий список с ограниченными возможностями. При желании человечество могло бы исписаться в абсолютный ноль, но в таком случае, пришло бы массовое выгорание. Нельзя подытожить всё, да здравствует вечное поле загадок и таинств для самого главного двигателя рассудка — надежды.