Южно-Африканская деспотия
Шрифт:
Бобров вышел на палубу и с интересом стал рассматривать берег. Он не был в Г радове несколько месяцев и за это время городок вырос почти на треть, распространившись вверх и влево. А ближе к берегу возвышалось нечто монументальное с портиком и колоннами. Бобров удивился.
— Что это у тебя? — спросил он подошедшего Серегу.
— Это? А. это что-то вроде горсовета и исполкома в одном флаконе.
— И ты там заседаешь? — сыронизировал Бобров.
— Ну что-то типа того, — ответил Серега. — Понимаешь, у нас правление коллегиальное, но я главный.
— Хм, — сказал Бобров. — Занятно.
— Ага, — оживился Серега. — Это мы затеяли элеватор.
— Да брось ты, — поразился Бобров. — Это же сложнейшее сооружение, — он подумал. — Ну насколько я знаю.
— Ну мы же не ультрасовременный городим, — рассудительно сказал Серега и Бобров поразился прозвучавшей в его словах уверенности.
— Вырос Серега. Ой вырос. Есть на кого деспотию оставить, — немного в шутку, немного всерьез подумал Бобров, а вслух сказал:
— А чего тебе амбаров — то не хватало?
— В амбарах условия хранения не соблюсти, — начал объяснять Серега. — Два года еще можно продержаться, а потом или плесень, или еще какая напасть. А у нас, как ты знаешь, из Крыма вывезено несколько семей скифов-хлебопашцев. Они себе наделы взяли, типа «отсюда и до горизонта». Мы им из паровиков мини-тракторы склепали — трехлемешный плуг тянут как за здрасьте. А когда первый урожай в амбары не поместился, мы и затеяли элеватор. Хорошо тогда Вован подсобил — два транспорта зерна увез. Где он его пристроил — так и не сказал.
— Ты бы мельницу построил посоветовал Бобров. — Мука всяко меньше места при перевозке занимает.
— Это теперь уже после элеватора. Строителей на все не хватает.
— А кого за себя оставляешь?
— Да есть тут один, — Серега заулыбался. — Вернее, одна. Мужа ее я назначу, но все равно все дела на ней будут висеть.
— Ишь ты, — удивился Бобров. — Вона, значит, как.
Портовый кран, пыхтя как живой, пронес над палубой схваченную бочечным узлом здоровенную бочку с зерном и аккуратно опустил ее в трюм на ряд установленных ранее. Грузчики, отцепив стропы, бросились бочку крепить.
— Саныч! — крикнул Бобров. — Кому зерно?!
— Неграм! — ответил Вован с юта.
— Так ты бы им лучше муки отвез.
— Обойдутся, — буркнул Вован. — Пуская мельницу изобретают.
Баркентины отчалили под вечер и сразу отправились в открытый океан, забирая к северу, чтобы обойти острова и выйти на Бенгельское течение. Дорога Вованом была изучена досконально и, если бы не вмешивались шторма, он мог бы приходить в порт назначения с точностью поезда. Вот и сейчас за ужином, когда речь зашла о времени прибытия в Луанду, Вован это самое время назвал с точностью до часа, но не преминул добавить, что, если ничего не помешает.
— Кстати. — поинтересовался Бобров. — А почему Луанда все еще Луанда? Я считаю, что это непорядок. Кто у нас открыл сей пустынный берег?
— Владимир Александрович, — подсказал Петрович.
— Кто основал там поселение на ровном месте? И кто, наконец, организовал и направил тамошнее племя?
— Все он, — Серега, руки которого были заняты, мотнул подбородком в сторону молчаливого капитана, который поняв к чему идет дело, стал еще молчаливее.
— Ну так вот, — резюмировал Бобров. — Я предлагаю назвать
— Я — за, — сказал Серега. — А как это будет звучать? Андриановск?
— Андрианополь, — сказал начитанный Петрович и добавил: Надо застолбить не только место, но и название.
— Да ну вас, — сказал капитан, но даже неискушенному человеку было заметно, что ему предложение Боброва, да и название, рекомендованное Петровичем, очень приятно.
— На карты нанеси, — заметил Бобров, а прятавшаяся за ним Апи добавила вполголоса. — И неграм растолкуй.
Через неделю баркентины, шедшие все это время одна в виду другой, уже бросали якоря на рейде нового города — Андрианополя. Городом Петровичева крестника назвать было сложно. Только при известной доле фантазии можно принять несколько глинобитных хижин не то что за город, скорее, за деревню. Правда, стоящая чуть в стороне фактория добавляла к образу деревни также и городские нотки.
Сложенное из могучих стволов драгоценного дерева двухэтажное здание фактории с многочисленными пристройками и отдельными флигелями, сараями и навесами, огороженное стоящими вертикально заостренными чуть менее могучими бревнами высокой ограды являло собой зримое воплощение мощи белых покровителей племени. Старый вождь не зря приводил сюда представителей иных племен, чтобы они увидели, ощутили и прониклись. И представители после лицезрения этой громадины уходили впечатленные по самые брови. И таким образом хитрый дед сумел не только предотвратить несколько кровавых конфликтов, но и значительно расширил сферу своего влияния.
При этом в фактории не было ни одного белого. А жил там Максимка. Вован выполнил свое обещание и сделал его начальником, и Максимка был ему безмерно благодарен. Когда-то его избрали в качестве жертвы, чтобы смягчить гнев белых людей, владык огня и грома. А он из жертвы превратился в статного, уверенного в себе молодого человека, запросто общающегося с великими белыми людьми, плавающими на больших лодках, запряженных духами огня. Максимка по популярности превзошел, пожалуй, самого вождя племени, которого Максимкин покровитель Вован Саныч немного шутливо называл вождем черномазых. Но Максимка ни в коем случае не посягал на власть вождя. Он везде так всем и говорил. Пока.
Максимке, понятное дело, претило работать самому, да и зазорно это было. Его бы не поняли даже соплеменники, не говоря уже о других племенах, представители которых тоже стали захаживать в факторию. Поэтому в фактории работало чуть больше десятка слуг. Максимка поселил вместе с собой старую мать и двух младших сестренок. И родственники, и слуги Максимку очень уважали. А кое-кто даже побаивался. Особенно после того, как Вовановы спецы смонтировали на речке, на берегу которой стояла фактория, минигэс и провели в факторию электричество. Электролампочки моментально сделались божествами и им на полном серьезе начали поклоняться. До девственниц в качестве жертв, правда, не дошло, но Максимка уже стал над этим задумываться. Однако, как человек, прикоснувшийся к цивилизации, человеческих жертв он не понимал, а вот принести в жертву такое понятие как девственность… Пока Максимке вполне хватало двух молоденьких жен.