Южные ночи
Шрифт:
— Все они ни капли не походили на тебя, Леа, добрую, умную и готовую любить человека не за что-то, а просто так.
Она залилась отчаянной краской. Ведь еще совсем недавно ее отношение к Тревору нельзя было назвать добрым, но тогда она его совсем не знала.
Майор подошел к Леа и остановился лишь тогда, когда его брюки коснулись края ее платья. Он склонился вперед, как бы обняв ее обеими руками, но упираясь ладонями в стол, и Леа оказалась в ловушке.
— Я вернусь к тебе, милая. Помни об этом. Ни один нормальный мужчина не устоит перед твоими
Жаркая волна всколыхнулась у нее внутри, угрожая потерей самообладания. Услышав, как Тревор усмехнулся, Леа обвила его шею. В руке у нее хрустнуло письмо.
— О да, в здоровье вам не откажешь, майор Прескотт.
С хриплым рычанием он встал между ее бедрами и, придерживая рукой за талию, усадил на стол. При этом оттуда посыпались какие-то письменные принадлежности, что-то упало с сильным грохотом. Бездыханная, потрясенная силой собственного желания, Леа прильнула к нему и только ахнула, когда он рукой проник под ее платье. Пальцы его быстро направились вверх по бедру. Но Тревор не стал трогать ее рукой, как она ожидала, а, подняв многочисленные юбки, прижался к ней сам.
— Гляди, как я хочу тебя, — сказал он хриплым шепотом.
Голова Леа запрокинулась назад, и теперь уже она сама издала звук, похожий на стон, — так жарко обжигала его возбужденная плоть. Когда же он губами прикоснулся к шее, Леа была близка к обмороку.
— Сейчас не время. — Его дыхание увлажнило ее кожу. — К тому же опасно — дверь не заперта.
Вопреки его собственным словам жаркий рот Тревора продолжал спускаться вдоль ее шеи. С легкостью опытного мужчины он быстро расстегнул маленькие перламутровые пуговки на ее платье, не переставая касаться обнаженной груди влажными поцелуями. Леа сотрясала сладостная дрожь. Выпрямившись, она взяла его лицо в ладони и подняла к себе, отыскала губами его рот, провела по нему языком, желая его до такой степени, что в голове не оставалось места другим мыслям.
— Леа, — прохрипел он, — ты сводишь меня с ума.
Его поцелуй перенес ее прямиком в рай. Поначалу нежный, потом требовательный, язык Тревора проник глубже, чтобы соединиться с ее языком, словно напоминая о том, как они были близки. В его крепких объятиях Леа окончательно утратила возможность вздохнуть. Слабость овладела всем ее существом. За секунду до того, как она готова была погрузиться во тьму, Тревор оторвался от нее.
Леа жадно вдохнула и рассмеялась, когда он снова потянулся к ней губами.
— Черт возьми, дорогая, так можно и погибнуть от блаженства.
Проводя кончиками пальцев по его лицу, девушка прошептала:
— Не надо так жадничать, сэр.
— Но это истинная пытка для голодного — видеть перед собой соблазнительные яства и не сметь к ним притронуться. Я готов устроить праздничную трапезу прямо на письменном столе твоего дяди, клянусь.
Леа плотнее прижалась к нему.
— Ну а я бы хотела разделить ее с тобой, — прозвучал ответ.
— Что это у тебя все время хрустит в руке? Отпустив Тревора, Леа поглядела на письмо:
— Ах
— Только иногда? Ты, например, сидишь в моей голове круглые сутки.
— Это, конечно, преувеличение, — сказала она, пристально глядя ему в глаза, в самой глубине которых вдруг вспыхнули желтые искорки. Знакомая бабочка снова забила крылышками у Леа в груди. — Ты же все-таки иногда спишь.
— Да, но ты с первого дня неизменно являешься мне даже во сне. Эти видения порой бывают настолько явственны, что я просыпаюсь усталым и расстроенным.
— С самого первого дня? — переспросила она, удивляясь такому признанию.
Тревор кивнул.
Чтобы избежать его взгляда, Леа снова посмотрела на конверт.
— Мне казалось, что раньше ты предпочитал Рэйчел.
— Рэйчел действительно дорога мне, но я всегда думал о ней как о сестре.
Потрясенная услышанным, Леа молча уставилась на его китель и в отчаянии подумала, что он уезжает. Уходит вместе с армией. Он создан для военной жизни, и вот ему выпал еще один шанс добиться того, к чему он так стремился. А вдруг Тревор решит поступить на постоянную службу? Убеждая себя не думать о самом плохом, Леа проговорила, чтобы хоть что-нибудь сказать:
— Это письмо для дяди Эдварда.
— Но ты ему его не отдала?
Она поднесла конверт к глазам Тревора, ожидая реакции.
— О, понимаю. Оно от дамы, и ты ревнуешь.
— Господи, да нет же! Просто дело в том… что дядя никогда прежде не получал писем от…
— От женщин? — Улыбаясь, он взял Леа за запястье и повернул ее руку так, чтобы еще раз прочесть надпись на конверте. — Понятно. Элиза Бидвелл. Кажется, так называл ее мой отец.
— Так ты знаешь, кто она такая?
— Если не ошибаюсь, это та самая женщина, которую любил и потерял Эдвард.
Леа охнула, но ничего не сказала. Итак, в жизни дяди все-таки была любовь. Имеет ли она право копаться в его прошлом?.. «Но дядя так несчастен, он почти утратил вкус к жизни», — спорила она сама с собой.
— Не вижу смысла терзать тебя, любимая. Я расскажу тебе все, что знаю.
Леа покраснела.
— Ты, наверное, думаешь, что я умираю от любопытства покопаться в личных делах дяди?
— Вовсе нет, — искренне ответил Тревор. — Просто ты очень его любишь и хотела бы оградить от всех бед в мире. Но ты не сумеешь защитить его, Леа. Что бы ни содержалось в этом письме, хорошие или плохие известия, решать не тебе.
— Ты очень мудр.
— Благодарю. Твоя сестра в таких случаях говорит — мил.
Леа усмехнулась:
— Но я ни за что не смогла бы применить к тебе это слащавое словечко.
— Вот за это большое спасибо. А теперь — что касается той дамы. Как сказал мой батюшка, Эдвард с Элизой дружили едва ли не с младенчества, и он хотел жениться на ней, однако его отец, Ричард, богатый владелец компании по оптовым корабельным перевозкам, обанкротился; вскоре его от горя хватил удар и он умер.
— Как печально. Я ничего не знала об этом.