Южный Урал, № 1

Захаров Дмитрий

НАШЕ ОЗЕРО

У нашего, у озера Берёзовый лесок, Кругом, кругом по бережку Серебряный песок. И вот, когда над озером Поднимется туман — Откроется зеркальное, Раскинется хрустальное, — Широкое, как поле, Глубокое, как море, — Да это настоящий океан! Хорошее, прелестное В безветренный денёк. Ещё оно чудеснее, Как дунет ветерок. А вот, когда с Урала вдруг Нагрянет ураган — Взломается

зеркальное, И вспенится хрустальное, — Шумливое, как поле, Бурливое, как море, — Да это настоящий океан! Весь день играет озеро Водою голубой. Бегут, о чём-то шепчутся, Журча, волна с волной. А тут, совсем поблизости, Шумит травой курган — Манит его зеркальное, Зовёт к себе, хрустальное, — Красивое, как поле, Игривое, как море, — Да это настоящий океан!

Лидия Преображенская

СТИХИ

ПАВЛУША-ГРАВЁР

У меня — карандаш, А у папы — резец. Мы оба рисуем — И я, и отец. Лежит предо мною Бумага, и вот На ней я рисую Большой самолёт. Резцом своим папа На медной пластине Взгляните, какую Рисует картину: Высокие сосны, За ними — озёра, А дальше — родные Уральские горы. В горах этих летом Бродили мы с ним, Костёр разжигали Вот здесь, у сосны. А там, где упали Косматые тени Я видел зайчонка, Направо — оленя. Меня и оленя И зайчика тоже, Мой папа, конечно, Всё вырезать может. Сижу я — ни с места Боюсь и дышать. Когда же я буду Вот так рисовать На медной пластинке Резцом да иголкой, Как папа, умело, Уверенно, тонко? Тогда я, ребята, (Скажу по секрету) Не только такую Картину, как эта, А даже возьму Нарисую на стали Вождя дорогого… Чтоб ласково Сталин Смотрел бы на наши Уральские горы И мне улыбался, Павлуше-гравёру.

РЫБКА

Ловит рыбка крошки, Плавает, ныряет, Чешуя на солнце Золотом сияет. Уж не ты ли, рыбка, С дедом говорила И дворец старухе В сказке подарила? Мне дворец не нужен, И хоромы тоже… Куклу я сломала, Починить ты можешь? Хвостиком вильнула, Мне не отвечает, В замок свой подводный Тихо заплывает. Кукла, как и раньше, С головой разбитой… Почему не хочешь Мне помочь, скажи ты? Всех морей царица В дальних, дальних странах. Почему у нас ты В ящике стеклянном? Знаю… догадалась… Ты не золотая, А

совсем такая, Самая простая…

* * *

Посмотри в окно, сестрёнка, Если старый Таганай Плащ из серых туч накинул — Будет дождик, так и знай. Если пал туман в озёра, И на травы лёг росой — Будет ясный день, весёлый, Весь от солнца золотой. Значит, можно без опаски До вечерних рос с утра Каменистою тропинкой Целый день бродить в горах. И бродить, и ждать, когда же Выйдет к нам Хозяйка гор И раскинет перед нами Малахитовый ковёр, Или Полоз вдруг, сверкая Золотою чешуёй, След свой огненный оставит На земле и под землёй.

П. Мещеряков

РОЖДЕНИЕ КРЕПОСТИ

(Исторические заметки)

1

В зауральских просторах, над береговым крутоскатом Исети стоял угрюмый, властный Далматовский монастырь. На сотни километров раскинулись его владения. По лугам, извиваясь, бежали Теча, Суварыш, Ольховка, Крутиха. С давних пор на этом приволье возникли многочисленные поселенья и деревушки. Обитатели их были тяглыми монастыря-помещика.

За пользование угодьями крестьяне обязывались пахать монастырскую землю, сеять, убирать урожай, молотить, заготовлять сено, рубить дрова, возить строевой лес, строить мельницы, мосты, обжигать кирпич, очищать скотные дворы, пасти стада, охранять монастырь.

Много было монастырских «зделий»! У крестьян не оставалось времени для работы в своём хозяйстве.

Стонали тяглые от натуральных повинностей. С тяглых собирали деньги на ямщиков, на ведение войны с Турцией, на морской провиант, на постройку канала, на комиссаров по гривне, им же на хлеб по алтыну, на постройку хлебных магазинов. Были особые сборы: двадцатиалтынный, семигривенный, рублёвый, двухрублёвый. Собирали деньги драгунские, поворотные, кормовые, подымные, на починку кораблей, рекрутские, на воеводу.

Жили впроголодь, в курных лачужках. Монахи жирели на крестьянском труде.

Крестьяне были бесправны. Монахи были вольны в «животе и смерти» своих крепостных. За проступки, нерадение, оплошность крестьяне наказывались. Их драли плетьми, лозами, шелепами, бадожьём. Непокорных и гордых заковывали в колодки, садили на цепь в тюремной келье. В монастыре были орудия пыток: дыба, клещи, плети. Были палач, тюрьма, стража.

Гнёт монастырских старцев вызывал среди крестьян недовольство. Но жестокими мерами «монастырского смирения» монахам удавалась держать в руках тяглых.

Крестьянам, селившимся не на монастырской земле, а на Уральских отрогах, жилось не легче. Их слободы и деревни были приписаны к заводам. Жизнь приписных, заводских крестьян была ещё горше жизни монастырских невольников.

Крестьяне мечтали освободиться из неволи.

2

Весной 1732 года собрались приписные к Сысертскому заводу, — крестьяне Крутихинского дистрикта и Красномысской слободы. На крестьянский сход прибыли жители слобод Барневской, Каргинской и из деревень Далматовской вотчины. Недовольные обременительными работами на заводе и безмерной эксплоатацией монастырских старцев, они единодушно порешили переселиться на жительство в новые места.

Бывалые люди расписали богатые, привольные места Южного Урала. Там лежали рыбные озёра Чебаркуль, Увильды, Иртяш, Аракуль, Касли и многие другие. Богат край хмелевыми угодьями! А сколько там ягод и грибов! Сколько разного зверя: медведь, лисица, бобры… Птица разная. Леса. Какие тучные земли!.. Да может ли быть что-либо краше и богаче Южного Урала!

Но вот беда, — чужие те земли, башкирские. Башкиры захватили угодья, но не используют их. Леса стоят в первобытной дрёме. Рыба в озёрах до того расплодилась, что начала дохнуть. Земля лежит, тоскует… Зря добро пропадает. По мужицкой смётке так: заводи большую слободу, распахивай пашни, окашивай луга, руби леса, лови зверя, собирай грибы да ягоды, щипли хмель, вари пиво…

А башкиры? Где их селения? Езжай — на сотни вёрст ни одного коша не встретишь. Кругом пустые места.

Негодовали подневольные Сысертского завода и Далматовского монастыря. Наконец, с общего, полного согласия, порешили избрать доверенного ходока. Ходоком уполномочили крутихинского крестьянина Степана Кузнецова, «человека доброго и правдивого».

Повелели ему итти в столицу, бить челом от всего мира о разрешении построить слободу на башкирской «пустопорожней» земле у Чебаркуль-озера.