Южный Урал, № 1
Шрифт:
Ваня держал трубку до тех пор, пока в ней не стало что-то прерывисто и тонко пищать, и тогда он со вздохом повесил трубку на аппарат.
— Ну, что? — спросил его Михайлов.
— Мамка работать осталась, а я домой пойду.
— Пойдём, — согласился Михайлов. — Ты где живёшь?
— Я в двадцать первом доме. А ты?
— А я в пятнадцатом.
— По пути, — заметил Ваня. — Пойдём вместе.
— Поедем, — улыбаясь, предложил Михайлов и подтолкнул Ваню к большому блестящему автомобилю.
— Вася, — сказал он шоферу, — у двадцать первого дома остановись,
Машина слегка гудела и неслась по асфальту так быстро, что Ваня не успевал узнавать знакомые места.
— А папа у тебя где? — спросил его Михайлов.
— На войне, — ответил Ваня. — Он богатырь.
— Вон что, — улыбнулся дядя, — кто же тебе это сказал?
— Дядя Серёжа сказал. Он всё знает. И про немца всё знает. Скоро его добьют.
— Кого? Дядю Серёжу?
— Немца, — строго поправил Ваня и добавил: — И ничего-то ты не знаешь!
Михайлов громко засмеялся.
— Вот ты меня и поучишь, хорошо?
Михайлов высадил Ваню из автомобиля, открыл ему его комнату и попрощался:
— Ну, до свидания, Ваня. Спи спокойно. Может быть ещё встретимся. Меня дядей Колей звать, запомнишь?
— Запомню, — пообещал Ваня и, оживившись, быстро заговорил:
— А ты сейчас на улицу выйдешь, так голову задери вверх. Как будто между звёзд поплывёшь. Ох, хорошо!
— Задеру, — согласился Михайлов. — Ну и занятный же ты парень. Прощай!
Ваня закрыл на крючок дверь и, забыв про вермишель, добрался до кровати, постелил её и, нырнув под одеяло, закутался по самые уши. Ему снилось, что мчится он на автомобиле по синей-синей дороге, от одной звезды к другой. Откуда-то материнский голос говорит ему: — «Сынок, мой, Ванюша, будь богатырём». И Ваня крутит руль, и машина несётся к яркой-яркой звезде.
Вечером следующего дня мать пришла домой такая усталая, что даже говорила еле-еле. Попробовала было улыбнуться, да ничего не вышло. Положила тяжёлую руку на голову сыну: «Глупыш, соскучился? Есть хочешь? Сейчас дядя Серёжа придёт, накормит. А я прилягу». И едва дошла до кровати, как уснула. Ваня подошёл и закинул на постель повисшую ногу матери, потом сел рядом на табуретку и стал смотреть на её лицо. Оно было потемневшее, неподвижное, далёкое. И ему страшно стало от ощущения одиночества. Он готов был броситься и разбудить мать. В это время открылась дверь и вошёл дядя Серёжа.
— Спит? — тихо спросил он. — Как не спешил, а она уже тут. Давай, Ваня, кормиться. Герой ты, прямо, герой. Обязательно папке твоему напишу.
Мешая на сковородке вермишель, дядя Серёжа объяснял:
— Понимаешь, невелика сошка, твоя мать, а такого, нашего брата на заводе много тысяч. А вот не поработала бы сутки мать и не ушли бы танки на фронт. Одного сорта винтиков не хватило бы. Вот и вышло, что Марию Шубину весь завод знает. Ты гордись своей матерью.
Ваня только согласно кивал головой, так как рот его был набит до-отказа. А когда сковородка была пуста, Ваня хвастливо сказал:
— А я вчера на машине катался.
— Ишь, ты какой, — мирно произнёс дядя Серёжа. — Завтра гуляем, значит. Приказом
— И я пойду. — уверенно сказал Ваня.
— Ты? — озадаченно произнёс дядя. — Вот, тебе и на! О тебе-то и невдомёк. Куда же тебя деть. В клуб тебе нельзя — туда маленьких не пускают…
— А я не маленький, — начал уверять Ваня, — и плакать не буду.
— Так-то оно так, а всё же мал. Не пустят.
— Пустят, — я им скажу, что я сын мамки, а её весь завод знает.
Дядя Серёжа громко рассмеялся и хлопнул мальчика по спине:
— Ну, такого беспременно пустят. Была не была, пойдём.
В воскресенье вечером Ваня шёл с матерью и дядей Серёжей в клуб. Мария Григорьевна нарядная: в меховом пальто, с муфточкой, на дяде — потёртый ватник, но, не смотря на это, он шёл так важно, будто на нём была енотовая шуба.
В дверях клуба их задержали. Билетёрша категорически заявила, что с детьми нельзя. Дядя Серёжа сердито хмыкнул и постарался доказать, что они идут не с детьми, а с мальцом. Мария Григорьевна растерянно остановилась, закрыв собою проход. Ваня же забыл всё, что хотел сказать в таком случае, и почувствовал как его глазам стало горячо. Сзади раздавались голоса:
— Чего встали?
— Проходите!
— Отойдите в сторону!
— Мальчик, пусти, — и кто-то грубо взял Ваню за плечо и потянул в сторону. Ваня закричал и наотмашь ударил кого-то по руке.
— Что тут такое?
Толпа расступилась и к Ване подошёл высокий человек в кожаном пальто.
— Да, вот мальчишка дерётся, товарищ Михайлов, — ответил мужчина, почёсывая ушибленную руку.
— А, Ваня! — радостно воскликнул Михайлов, — пойдём, пойдём, — и, ухватив его за плечи, почти внёс в клуб.
— Это сын двух богатырей, — сказал он билетёрше. — Проходите, проходите, Мария Григорьевна.
В зале было светло и весело. Ваня сел вместе с матерью, дядей Серёжей и дядей Колей в третьем ряду.
Чёрный, тонкий мужчина в гимнастёрке и галифе вышел из-за сцены, встал к столу и поколотил карандашом по графину с водой. В зале начали успокаиваться. А когда стало совсем тихо, мужчина сказал, что открывается слёт стахановцев. Ваня смотрел то на сцену, где уже другой дядя выкрикивал фамилии, то в зал, откуда после каждого выкрика дяди у стола, неслись дружные хлопки. Потом мать поднялась и пошла на сцену. За ней поднялся дядя Коля и вдруг ухватил за руку Ваню:
— А ну, пойдём и ты в президиум, потомственный богатырь.
Они поднялись на сцену. В зале засмеялись. Дядя Коля засмеялся тоже и ободряюще хлопнул Ваню по спине.
Все сели за стол, покрытый красным сукном. Перед Ваней вдруг выплыло много-много лиц, и всё огромное количество глаз смотрело на него. Он сполз со стула, пытался убежать, но дядя Коля поймал его.
— Сиди смирно!
Понемногу привыкнув, Ваня стал разглядывать людей в зале, и в третьем ряду увидел дядю Серёжу среди трёх пустых стульев.