Южный узел
Шрифт:
Собаньская поморщилась. Гость сел на любимого конька. Но ей-то что с патриотических песен? Она полька. Её любовник с французской фамилией ещё дальше от назначения, чем прежде.
— Каков же прогноз? — нетерпеливо повела головой Каролина.
— А прогноз, моя повелительница, неутешительный, — вдруг став очень серьёзным, сообщил Вигель. — Если граф возьмёт-таки Варну, в чём я, как ваш преданный слуга, сомневаюсь ежесекундно, то государь будет выбирать, кому на следующий год доверить армию. Престарелому Вигенштейну, который давно просится на покой, или молодому, прыткому и к тому же русскому. Думается мне, что
Собаньская подняла руку. Она сознавала опасность и не хотела, чтобы гость проговаривал её вслух.
На борту 110 пушечного корабля «Париж» капитан Александер благоденствовал в компании адмирала Грейга. Флагман русского флота, названный в честь поверженной столицы Наполеона и в напоминание побед минувшей войны, теперь был принуждён курсировать вдоль берегов Порты, захватывать турецкие транспортники и бомбардировать верфи, уничтожая ещё строящиеся суда. Адмирал изнывал.
Он жаждал генерального сражения на море. Османы уклонялись. Грейг ругал их трусами и требовал подать сюда Капудан-пашу, абсолютно уверенный в грядущей победе.
А вот Джеймс уверенности не разделял, особенно после случая с бригом «Рафаил» — позора на весь флот. Что тут сказать? Сдались без единого выстрела.
Он полюбил толковать с расторопным старшим помощником Эразмом Стоговым. Три языка, долгая служба в Русской Америке. Тому было что рассказать. А капитану послушать.
Вечером друзья стояли на палубе, наблюдая, как матросы с разной работой — кто шил, кто починял сапоги — расселись на гакаборте в ожидании чего-нибудь эдакого от своего мичмана Ивана Ивановича Рыгайло, который покуривал трубочку и поощрял нерешительный молодняк удить с бота рыбу. Когда Иван Иванович чихнул, все разом сняли шапки и пожелали мичману крепкого здоровья.
— У них своя сказка, у нас своя, — сказал Стогов. — «Рафаил» сдали не капитан с офицерами, а взбунтовавшиеся матросы. Это надо знать.
— Разве капитан был арестован? — Джеймс сделал удивлённое лицо. Он уже в подробностях знал историю «Рафаила» и отписался домой, но хотел вытянуть что-нибудь особое, известное только в кругу самих флотских экипажей.
— Вы же видите наших морских, — пожал плечами Стогов и тут же спохватился, потому что построил фразу так, словно бы отделял себя от окружающих. — Вчера офицеры залезли на ванты смотреть дельфинов и повисли — ни вперёд, ни назад. Отличная мишень для неприятеля.
— Хорошо, что они стали только мишенью для брани доброго Алексея Самойловича.
Собеседники расхохотались.
— Точно так же и матросы. Их набирают из сухопутных, многих учат уже в плавании. На «Рафаиле» была молодая команда. Они и воды-то боялись. А тут турки.
Александер кивнул. По его сведениям, 44-пушечный «Рафаил» патрулировал побережье возле Трабзона с приказом немедленно лететь к основному флоту, чуть только покажутся суда неприятеля, чтобы Грейг мог начать преследование. Но ветер почти стих, течение было противным, и бриг понесло на юг, к вражескому берегу, откуда немедленно вышли несколько военных кораблей и окружили злополучный русский вымпел.
— У нас, как и у вас, в уставе нет пункта о сдаче корабля, — Стогов лениво раскурил трубку. — Ещё Петром Великим введено. Так и осталось. Корабль дороже команды. В самом прямом смысле.
Джеймс снова кивнул. Вот правило,
— Бедняга Стройников, капитан «Рафаила», собрал своих и спросил их мнения. Офицеры обещали принять бой. Но помощник побежал к матросам и стал кричать, будто капитан сошёл с ума и хочет их смерти. А турки обещают жизнь и возвращение в Россию. Матросы взбунтовались и отказались сражаться. Капитану не оставалось ничего, кроме как пойти в свою каюту, хлопнуть стакан водки, лечь на кровать и ждать развязки.
— И вы этому верите? — Александер внимательно смотрел в простодушное лицо Стогова.
— Нет, конечно, — Эразм пожал плечами. — Любой офицер скажет, что в случае бунта на борту должна была бы начаться перестрелка между верными капитану и мятежниками. Надо было застрелить помощника и парочку крикунов. Остальные бы подчинились. Если матросы взяли верх, почему ни капитан, никто из его офицеров не застрелились? Сдача флага хуже смерти.
Джеймс быстро глянул на говорившего.
— Вы думаете: имел место сговор офицеров с матросами? — уточнил Джеймс.
— Думаю, да, — кивнул Стогов. — Не понимаю только, почему они решили вернуться? Уповают на милосердие государя?
Шлюп «Диана», на котором император поспешно отбыл от Варны, чтобы не долее как за день достичь Одессы, входил в гавань уже после заката. Вода была, как стекло, даже без ряби. Ветер затих, и нос беззвучно разламывал зеленоватый студень за бортом, наводя на него слабые бугорки волн, которые тут же гасли, не успев толком удалиться от корабля.
Его величество молча стоял на палубе, положив руки на бортик, для чего ему при высоком росте приходилось заметно нагибаться. Громада берега надвигалась, чернее с каждой секундой. Только на гребне горы виднелась колоннада дворца наместника, издали напоминая руины античного храма.
Спустили шлюпку. Матросы налегли на вёсла и минут через десять пришвартовались в совершенно пустом порту.
— Заходи, бери что хочешь, — буркнул Никс, которому не нравилось отсутствие часовых на пристани. Ну хоть бы инвалид какой подбежал!
Уже стояла ночь. Их никто не окликнул. Вдвоём император и Бенкендорф шли по тёмным, абсолютно пустым улицам. Ни извозчика. Ни полицейского. Город спал.
Горели фонари правой стороны. И те через один. Впрочем, света хватало. Но безлюдная мостовая самого торгового города империи производила впечатление чего-то нереального. Государь спешил, вскидывая плечи и стараясь шагать как можно шире. Александр Христофорович держал руку на эфесе сабли. Он давно уже понял, что охранять Никса не имеет смысла. Нужно просто следовать за ним, не отставая, и если придётся ввязаться в драку, то не сплоховать.
Наверное, воры были, но, приглядевшись из подворотни к двум воинственным фигурам, почли за благо не вылезать. В России не принято публиковать уголовную хронику, но от Воронцова Шурка знал, что Одесса — город лихой. За время осады Варны случилось два убийства и несколько ограблений.
Пешком государь дошёл до дворца, где жила императрица со старшей дочерью Мари и небольшой свитой. Никс был угрюм, всю дорогу молчал, а когда разжимал губы, цедил, что его выжили с осады, что он никому не нужен и всем в тягость.