За час до полуночи (пер. Максима Дронова)

Хиггинс Джек

 

– И кто же это такая? – воскликнул Пайет.

– Подруга Хоффера. Сейчас я разведаю обстановку.

Берк поднялся по ступенькам и быстрым шепотом поговорил с женщиной. Беседа затихла, когда я приблизился.

– Хоффера сейчас нет, – сообщил мне Берк. – Ему пришлось поехать в Гелу вчера вечером, но сегодня он должен быть здесь. Хочу представить тебе синьорину Розу Солаццо. Роза, это мой добрый друг Стейси Виатт.

Ее английский был безупречен. Она коротко подержалась за мою руку, хотя и не сняла свои солнцезащитные очки.

– Очень рада, мистер Виатт. Много наслышана о вас.

Что могло

вполне быть правдой, равно как и являться простой вежливостью. Хофферу вряд ли были нужны лишние доверительные разговоры, к тому же по виду девушки казалось более вероятным, что он держал ее единственно потому, что ему требовалась помощь во время длинных бессонных ночей.

Роза повернулась к Берку:

– Комнаты для вас уже приготовлены. Слуги покажут вам их. Полагаю, что вам необходимо принять душ и переодеться с дороги, поэтому я распоряжусь, чтобы обед подали не ранее, чем через час.

Она ушла, а мы последовали за мальчиками через большой прохладный холл, где все блистало золотым и зеленым, и вверх по короткой лестнице на второй этаж.

Пайета и Леграна разместили вдвоем, однако Берк и я были удостоены отдельных комнат. Моя была длинной и узкой, причем одна из стен состояла из раздвижных стеклянных дверей, выходящих на балкон с видом в сад. Мебель была английской, подобранной с отменным вкусом, а ковер таким толстым, что заглушал все звуки; открыв еще одну дверь, я обнаружил собственную ванную комнату.

Мальчик положил мой чемодан на кровать и вышел, а я включил душ. Вернувшись в комнату, я увидел стоявшего у окна Берка. Он изобразил улыбку.

– Итак, жизнь со всеми удобствами?

– Нечто вроде. Не знаю как ты, а я собираюсь принять душ.

Он, очевидно, ожидал такой постановки вопроса и сразу же двинулся к двери.

– Хорошая идея. Увидимся внизу через час.

ОДНАКО У МЕНЯ БЫЛИ НЕСКОЛЬКО ДРУГИЕ ПЛАНЫ.

Я постоял пару минут под леденяще холодными струями и переоделся, облачившись в чистую рубашку и легкий костюм из голубой тропической камвольной ткани. Солнцезащитные очки в позолоченной оправе довершили мой облик.

Я задумался насчет «смит-вессона», однако в конце концов это была Сицилия. Я прикрепил кобуру к ремню с правой стороны и быстро вышел из комнаты.

Казалось, что вокруг никого не было, и я помедлил на верхних ступеньках веранды. «Мерседес» все еще стоял здесь; шофер протирал ветровое стекло тряпкой.

– Вы куда-то собираетесь, мистер Виатт? – раздался из-за моей спины голос Розы Солаццо.

Я обернулся и приветливо сказал:

– Да, в Палермо, если вы не возражаете.

– Конечно, конечно, я скажу Чиччио доставить вас туда, куда пожелаете.

Это было сказано от души и без малейшего промедления. Местный диалект на Сицилии похож на общеитальянский, употребляемый в остальной части страны, за исключением одного или двух гласных звуков, а также акцента, на который вы можете не обращать внимания. Роза сразу же перешла на него, когда мы спустились по ступенькам.

– Американцу нужно в Палермо, – сказала она Чиччио. – Отвези его, куда он хочет, и не спускай с него глаз.

– Если попробуешь делать это, Чиччио, – сказал я, когда он раскрыл для меня дверцу, – я отрежу тебе уши.

Или, по крайней мере, примерно так я выразился на разновидности сицилийского диалекта, который вы можете услышать

в Палермо и нигде более.

У Чиччио от удивления отвисла челюсть, а голова Розы резко повернулась в мою сторону. Я игнорировал ее сдвинутые брови и уселся на заднее сиденье «мерседеса». Чиччио захлопнул дверцу и сел за руль, потом вопросительно посмотрел на Розу, та кивнула, и мы тронулись.

* * *

Я сказал Чиччио высадить меня на Пьяцца Претория, потому что место было подходящим, как и любое другое, кроме того, мне всегда нравился этот удивительный фонтан в стиле барокко и прекрасно-вульгарные фигуры речных нимф, тритонов и менее значительных богов. В северной части бухты под полуденным солнцем высилась Монте Пеллегрино, и я миновал прекрасную старую церковь Санта Катерина, повернул на Виа Рома и двинулся к центральному вокзалу.

На одной из боковых улочек я повстречал небольшую толпу перед входом в театр марионеток. Это были в основном туристы – немцы, судя по языку. Им определенно предстояло пережить небольшой шок. Даже в период своего упадка старые мастера марионеточного жанра отказывались менять традицию, и диалоги звучали на разновидности сицилийского диалекта, который не в состоянии понять даже большинство итальянцев с материковой части страны.

По дороге из аэропорта я обратил внимание на одну-две ярко раскрашенные повозки с медным орнаментом, запряженных лошадьми с хохолками из перьев. Большинство крестьян, однако, предпочитало пользоваться привычными трехколесными «веспас» или «ламбреттас». Здесь любили отдавать дань традициям, и на углу Виа Линкольн я увидел наемный экипаж, стоящий у тротуара прямо передо мной.

Было заметно, что лучшие годы для него уже миновали, – деревянные поручни потрескались, а кожаная сбруя почти распадалась от времени. Однако за экипажем ухаживали с любовью – медные части блестели на солнце, и я ощущал запах воска, которым полировали обивку.

Кучеру было на вид около восьмидесяти; лицо его напоминало морщинистый каштан с длинными белыми усами, загибавшимися вокруг худых щек. Начиная с момента, когда я заговорил, он вполне определенно принял меня за сицилийца.

В Палермо необходимо договариваться с кучерами заранее о цене каждой поездки вне зависимости от расстояния, что, может быть, неудобно для туристов, однако у меня все прошло гладко. Когда я сказал ему, куда намереваюсь ехать, брови у старика поползли вверх, и на его лице отразилось глубочайшее уважение, что не было, впрочем, удивительно. Никто ведь не посещает кладбище ради забавы, а для всякого сицилийца смерть – серьезное дело. Дело постоянного и неугасимого интереса.

* * *

Целью нашего путешествия был старый бенедиктинский монастырь, расположенный в миле от города по направлению к Монте Пеллегрино, и экипажу потребовалось время, чтобы доехать туда, что пришлось весьма кстати, потому что я хотел немного подумать.

А действительно, стоит ли связываться с этим делом? Так уж ли это необходимо? Ответа не было, и, когда я серьезно поразмышлял, то с некоторым удивлением обнаружил, что вполне могу выполнить эту работу с полным отсутствием какого бы то ни было сопереживания, что, однако, не имело значения в данный момент. Совсем недавно моя голова была подобна открытой ране, каждая мысль при этом была до крайности болезненной, однако сейчас...