За далекой чертой
Шрифт:
Прекрасная идея, если не сказать – божественная. Что может быть лучше, чем лениво плескаться в бассейне, заниматься любовью в роскошном гостиничном номере, прогуливаться по побережью, а потом ужинать в ресторанчике, где подают блюда из морепродуктов? Вот только эти идиллические картинки омрачают мысли о скорых родах и бабулином переломе.
– Я бы с удовольствием, но как же ба?
– Продержится без тебя пару дней. Кто знает, когда снова получится куда-нибудь съездить вдвоем?
Кладу ладонь ему на грудь.
– Я же знаю, как ты занят, так что заставлять не стану.
– Ничего подобного, это и для
– Всеми руками за. Время самое подходящее. Не могу обещать, что выдержу долгие прогулки, но если тебе хочется поиграть в бегемотиков и подрейфовать в бассейне, зови!
Он откидывает голову назад и смеется, потом целует меня в лоб.
– Вот и чудесно. Побудем оба бегемотиками.
Я фыркаю, скользя взглядом по его стройной фигуре, мускулистым рукам, тонкой талии.
– Хорошая попытка. Но тебя в команду не примут.
– Мы немного подкормим меня на выходных – и примут.
– По рукам! – я расплываюсь в улыбке.
– Тогда забронирую нам отель, как будет свободная минутка, – обещает он.
– У тебя куча дел. Сама справлюсь.
Он целует меня в губы, нежно и сладко.
– Нет уж, лучше я. У меня романтичное настроение.
У меня голова идет кругом – вполне себе буквально. Может, дело в гормонах, но последнее время я чувствую к Бену особый трепет и тепло. Впрочем, это объяснимо: мы с ним отправились в путешествие на двоих, нас теперь сплачивает кое-что особенное, и никто больше не вторгнется в этот мир. Мы оба скоро станем родителями. Пугающее, чудесное и совершенно неподконтрольное событие. Ох, скорее бы!
«Доктора Сато вызывают в операционную номер пять, доктора Сато вызывают…» – вдруг прорывается голос из динамика, висящего в ординаторской.
Бен смотрит на часы.
– Милая, мне надо идти. Приятного вам с бабулей общения. Увидимся дома.
Он еще раз целует меня, делает глоток чая, ставит чашку в раковину и торопливо покидает кабинет.
На прощание я говорю, что люблю его, и провожаю взглядом. Потом и сама выползаю в коридор и ковыляю к лифту. В итоге я все-таки нахожу ту самую газировку для бабули, но тут у меня начинает урчать в животе, а потом накатывает тошнота. Превосходно. Пора подкрепиться, иначе прошлый перекус отправится в ближайшую мусорку. Необходимость запихивать в себя чудовищное количество еды, чтобы унять тошноту, входит в мой личный список самых неприятных спутников беременности. Я давно перестала взвешиваться: не хочу знать, насколько мой вес превышает норму. Надо как-то продержаться оставшиеся дни, а переживать о фигуре буду позже.
Захожу в палату. Бабуля лежит у себя на кровати под белым одеялом и кремовым пледом поверх него. Глаза у нее плотно закрыты. Стараясь не шуметь, я на цыпочках подхожу к стулу в углу и ставлю газировку на прикроватный – он же обеденный – столик на колесиках. Кожа у бабули бледная; синие вены на руках, скрещенных на животе, вздулись сильнее обычного. Седые волосы рассыпались вокруг головы по вороху подушек. Одна нога не закрыта ни одеялом, ни пледом – она торчит наружу, упрятанная в пластиковый розовый гипс от пальцев почти до колена. Цвет как нельзя лучше подходит к оттенку лака, которым бабуля накрасила аккуратные ногти на ногах. И все-таки она выглядит постаревшей, и эта мысль – точно внезапный удар под дых.
Я понимаю, что бабушка
Она убила человека. Ну вот опять. Все то же непрошенное осознание. Докучливая мысль, юркая, словно кролик.
Бабуля призналась в этом перед самым приездом медиков. Я не успела ее расспросить до осмотра, а когда мы приехали в больницу, ее сперва возили по рентгенам и УЗИ, потом накладывали гипс, а следом дали обезболивающее, от которого ее клонило в сон. Но теперь мне нестерпимо хочется узнать побольше подробностей, задать вопросы, которых в голове накопилось немало. И в то же время мне не по себе от перспективы выяснить правду. А вдруг окажется, что бабуля сошла с ума и ей нужен постоянный присмотр, как и дедушке? Или что она и впрямь убийца? Уж не знаю, как такое принять. Чуть ли не каждый час у меня разгораются подобные споры с самой собой, пока я сижу с бабулей или брожу по коридорам в поисках определенного напитка, желе в стаканчиках или ближайшего туалета, чтобы опорожнить мочевой пузырь.
Я вздыхаю, и ровно в это мгновение бабуля резко открывает глаза. Моргает несколько раз, краем глаза замечает меня, поворачивает голову.
– Миа, ты еще тут!
– Конечно, ба. Я уходила повидаться с Беном и найти что-нибудь перекусить. А потом вернулась, как и обещала. Ты задремала.
Бабуля кивает с улыбкой.
– Точно-точно. Совсем уже крыша едет! Это из-за лекарств, которыми меня тут пичкают. Я решила, что ты ушла.
С трудом поднимаюсь и подхожу к краю кровати, заворачивая в упаковку остаток батончика.
– Шоколадку хочешь? – спрашиваю я, показав бабуле свою добычу, но она качает головой:
– Нет, спасибо. Я уже лет сорок себе такое не позволяю: метаболизм не тот. Да и сладковата она на мой вкус.
Я смеюсь:
– Ну, мне больше достанется! – Убираю батончик в карман, беру бабулину руку и нежно сжимаю. – У тебя ничего не болит? Попить не хочешь? Я нашла тебе тоник с лимоном и лаймом.
– Лучше просто водички. И нет, у меня ничего не болит.
На столике рядом стоит стакан воды. Я протягиваю его бабуле, и она пьет через трубочку.
Ее хирург-ортопед – доктор Дуг, как он сам просит себя называть, – распахивает дверь и заходит в палату. В руках у него планшет с какими-то бумагами, а на шее висит стетоскоп. Ну просто ходячее клише! Доктор открывает рот и обращается к нам глубоким, громким голосом, полным уверенности и сочувствия: самый что ни на есть идеальный хирург. Такой не может не нравиться.
– А вот мы снова и встретились! Как самочувствие после сна? – Он замеряет бабуле давление и слушает, как бьется сердце, а она сообщает, что чувствует себя неплохо, разве что голова слегка кружится.