За далью воин (Артур-полководец - 2)
Шрифт:
Я открывала и закрывала рот - наверное, это было похоже на открывающую и закрывающую створки ракушку. Ну совсем как Этот Мальчишка прошлой ночью. И вдруг я поняла, что мучает меня. Мне хотелось исповедаться, но я не знала, в чем мой грех!
Согрешила ли я тем, что согласилась исполнить волю отца и совершить покушение на жизнь Артуса? Но в то время я едва знала о том, что он собой представляет, и какова его важность для этого мира (а особенно - для Этого Мальчишки), но мой отец - это мой отец. Ну что ж, наверное, я согрешила легкомыслием,
А может быть, я согрешила тогда, когда поколебалась, когда рука моя с занесенным для удара клинком упала, и я не сумела убить этого величественного человека, застывшего на коленях в жаркой молитве. Тогда я испугалась за собственную душу. И что же, Господь мстил мне за это? В чем мой грех? В трусости?
Ну а как насчет непослушания? Я ведь не исполнила волю отца. Согрешила ли я бездействием, не разобравшись, какой из двух грехов страшнее?
Меровий терпеливо ждал. Я должна была что-то сказать, и потому выдавила первое признание, какое мне пришло на ум.
– Господи, помилуй...– сказала я.– Я.., я люблю... Этого Мальчишку.., я хотела сказать: Корса Канта.
И в то же мгновение, как только я произнесла эти слова, мне захотелось, чтобы я этого не делала. Как я могла любить.., его?
Меровий усмехнулся, а я покраснела.
– Сестра, - сказал он, - любовь не грех. Любовь - это чувство. Исповедоваться можно только в деяниях и намерениях. Чувства, особенно такие глубокие, как любовь, посеяны, словно семена, в наших сердцах Великим Зодчим. Или ты решила обесчестить себя и юношу соитием без брака?
– Нет! То есть... Как-то раз чуть было этого не случилось, но мы устояли перед искушением. Мне показалось, что это было бы не правильно. Не скажу, чтобы я так уж имела что-то против со.., соития, государь. Я Строительница, но не римлянка. Но тогда это мне показалось недопустимым.
– Сестра, Строители несколько иного мнения о соитии, чем.., скажем.., чем наш друг Артус. Когда соитие происходит неразумно, под воздействием одной только страсти и сопряжено с животным наслаждением, тогда дух человеческий теряется. Вот тогда это воистину грех. И все же я не пойму тебя, Анлодда, в чем же ты хочешь признаться?– В том, что не поддалась животному чувству?
– А это глупо?
– Довольно-таки.
Я вздохнула. Он поймал меня, я это понимала, и он тоже, но пока я не была готова исповедаться в своем грехе.., и не буду готова, пока не решу, в чем состоит мой грех. Я чувствовала себя золотых дел мастером, которому нужно решить трудную задачу. У него восемь мешочков с чистым золотом и один с простым металлом, а ему можно только трижды взвесить мешочки на весах, чтобы понять, где золото, а где - нет.
– Приходи ко мне тогда, когда будешь готова совладать с духом, сестра, когда сумеешь обличить свою животную природу. А пока.., пока я советую тебе как отец, но не как твой отец...– Он усмехнулся, и я хорошо поняла разницу. Пока ты не научишься
На этот раз я поняла Меровия не так хорошо. Его или... Его?
Но какая разница? Не знаю, по-моему - никакой. Быть может, порой это одно и то же. Я вздохнула и вернулась к Ланселоту, который отпустил Этого Мальчишку и о чем-то серьезно беседовал с сенешалем Кеем.
Глава 5
Питер вздохнул, покачал головой.
– У нас дела поважнее, Кей. Дела не слишком приятные, боюсь. Пошли ко мне Медраута.
Усмешка скривила губы Кея - слишком проворная усмешка. И тут же исчезла.
– Заметил небось, как он вел себя в бою?
– Заметил.
– Мне не хотелось бы распекать его.
– И мне не хочется. Но нужно. Ради простых воинов. Питер кивнул. Кей отошел к Хиру Амрену и негромко заговорил с тем. Питер пошел дальше по берегу и поманил к себе Анлодду.
– Девушка, ты родилась в Харлеке? Она сразу напряглась, вытянулась, как струна. Питер решил, что больше так к ней обращаться не станет.
– Да, я родилась здесь. Это так же справедливо, как то, что я - не юноша.
– Тебе знакомы здешние края?– И Питер обвел рукой берег.
– Конечно. Это Берег Красного Песка. Он так называется потому, что когда-то давно, еще до моего рождения, тут как-то раз пролилась на песок красная краска из бочки, что упала с борта римской купеческой галеры, и...
Питер поскорее прервал Анлодду, пока та не слишком погрузилась в пространные объяснения.
– Не сейчас, не сейчас... Сейчас нам нужно найти какое-то место, куда бы могли отступить, где бы нас не нашли юты, где мы могли передохнуть и решить, как быть дальше. Что предложишь?
– В лесу есть холм, а за ним - лощина в два стадия шириной и в столько же длиной.
– Замечательно. Веди нас туда, Анлодда. Она кивнула и побрела к опушке леса. Деревья росли почти до самой кромки песка, скрюченные, изуродованные морскими солеными ветрами. Питер велел отряду идти следом за девушкой тихо, без шума и криков.
Юты находились достаточно далеко, чтобы разглядеть, куда именно отправляются бритты, - одно им было ясно: противник уходит в сторону леса. "Если нам повезет, - думал Питер, - они решат, что осторожность - лучшая стратегия и будут ждать подкрепления, а до этого времени за нами не сунутся".
Поначалу шло редколесье, затем, по мере того как отряд углубился в лес, деревья стали расти все гуще и плотнее. Дубы, липы - лес как лес, но уже через полмили чаща стала почти непроходимой. Невзирая на то что листья почти совсем облетели, ветви деревьев сплетались так плотно, что почти загораживали солнце и не пропускали его лучи к земле. Воины начали нервничать, оглядываться по сторонам.
Питер принюхался. Как давно он не ощущал запахов леса, этой сырости, свежести.., разве что тогда, в лаборатории Уиллкса, когда ему привиделся девственный лес...