За далью воин (Артур-полководец - 2)
Шрифт:
Питер ничего не мог поделать. Глядя на обнаженную Анлодду, он думал о Гвинифре. Питер - да, но Ланселот был другого мнения. Его страсть вырывалась наружу, рушила все моральные устои Питера, словно замок из песка.
Питер разделся так же хладнокровно, как Анлодда. Она неловко шагнула к кровати, по пути чуть коснувшись Питера пальцами. Села, вымученно сладострастно улыбнулась.
– Ну, Галахад, быть может, ты мне покажешь, почему тебя прозвали Лансом <Ланс (от англ. "Lance") - пика, копье.>?
Питер
Анлодда старалась изо всех сил, отвечала на прикосновения, на ласки Питера. Еще мгновение.., она широко открыла глаза, но не вскрикнула. То, что она так хотела, произошло.
Она закрыла глаза. Ее губы шевелились. Чье имя она произносила, Питер не мог понять - его или Корса Канта. Ему было все равно. Сам он негромко произнес:
– Гвинифра, я люблю тебя.
Но Анлодда либо не расслышала, либо ей это было также безразлично.
Глава 37
Шаг, еще шаг... Еще два. Страшась того, что он мог увидеть наверху, Корс Кант поднимался вверх по лестнице, и этот путь казался ему страшнее подъема по веревке из подземелий Харлекса.
Бард ступал тяжело, словно каменный тролль. Он надеялся, он молился о том, чтобы в тот миг, когда он войдет в комнату Ланселота, принц и Анлодда были заняты чем-нибудь более или менее невинным.
Бард повернул за угол, на негнущихся ногах дошел до двери. Занавес был задернут плотно - ни щелочки. Но никакая ткань, даже самая плотная, не могла бы заглушить звериных хрипов полководца и сладкого постанывания.., кого? "Но нет, это же не она, это не может быть она! Я же не осмелюсь войти в покои принца, когда он с женщиной? Нет, "я должен отвернуться и уйти!"
Чей-то шепот в ушах. Память? Или тот дух, что всегда подсказывал ему, как поступить? "Не бойся плоти, но и не люби ее".
Корс Кант протянул руку и помертвевшими пальцами коснулся занавеса.
"Если ты будешь бояться ее, она станет повелевать тобой".
– Душа женщины, - прошептал юноша, припомнив странный пророческий стих Ланселота.– "Душа женщины, душа женщины, созданная в мрачных безднах царства Плутона..."
Он глубоко вдохнул, скривил губы в злобной решительной ухмылке... "Мне нет дела. А кому есть? Только не мне! Пусть себе любится с этим варваром, мне-то что?"
– В конце концов, - проговорил он вслух, не страшась того, что его услышат за занавесом, - ты - принцесса, а я - всего лишь бард, и мы не можем пожениться и даже просто быть вместе: ты сама мне это столько раз твердила.
Губы у него задрожали. Ему пришлось прикусить губу, чтобы не разрыдаться.
"Если ты возлюбишь
Корс Кант бесшумно отдернул занавес и увидел зрелище, поразившее его до глубины души.
Его возлюбленная и Ланселот сжимали друг друга в объятиях. Анлодда впустила принца в сокровенную хрустальную пещеру, куда обещала впустить только...
"Нет! Она никогда ничего не обещала мне, кроме любви Сестры и Брата, Строителей Храма".
Он молчал, но Анлодда вдруг открыла глаза, словно он окликнул ее. Губы ее разжались, глаза стали огромными. "Как блюдца, как мельничные жернова". Она замерла...
Она молча смотрела на него, часто-часто моргая. Не было в ее взгляде ни вины, ни угрызений совести, ни стыда, и все же лицо ее побелело от страха. А Ланселот, лежавший спиной к двери, ничего не видел, не понимая, что занимается любовью посреди Большого Цирка.
Наконец Анлодде удалось выдавить:
– Нет! Нет! Конечно, нет!
– Ты любишь его?– вопросил Корс Кант, еле шевеля губами.
При звуке голоса барда Ланселот замер и запрокинул голову.
– Нет! Ты знаешь, кого я люблю, Корс Кант Эвин. Юноша смотрел на Анлодду, не мигая. Все сказано.
– Корс, Корс!– умоляюще воскликнула она.– Ты всегда знал, что я не римлянка!– Она смотрела ему прямо в глаза. Потом опустила взгляд, уставилась на его руки... "На те самые руки, которые вернули Ланселота из царства мертвых в мир живых!"
А Корс Кант потупился, уставился в пол.
И тут вдруг кто-то громко ахнул у него за спиной. Корс Кант резко обернулся. Позади него на цыпочках стояла принцесса Гвинифра и не сводила изумленного взора с обнаженной парочки. Наконец какое-то шестое чувство заставило Ланселота овладеть собой. Он обернулся и в буквальном смысле слова окаменел. Щеки его залил яркий румянец. И только тут он понял, что его интимная жизнь столь же популярна, как какая-нибудь греческая трагедия.
Гвинифра отшвырнула Корса Канта в сторону так же легко, как до этого он сам отодвинул занавес, и ворвалась в комнату.
– Ланселот!– крикнула она.– Это твой подарок к моим именинам?!
В отличие от остальной компании Гвинифра двигалась легко и непринужденно. Она быстро расстегнула булавки, скреплявшие ее кемизу, и, оставшись в одних сандалиях, улеглась на кровать рядом с Ланселотом и Анлоддой.
Обняв их обоих, она обернулась к Корсу Канту.
– Иди к нам, бард!– призывно проворковала она. Анлодда взвизгнула так, словно в кровать угодила ядовитая змея, вскочила и попыталась уйти, но Гвинифра ухватила ее за ногу. Потеряв равновесие, Анлодда упала на пол и ударилась лицом. Из ее разбитой губы потекла кровь.