За Дунаем
Шрифт:
— Боюсь за тебя, милый! — прошептала Иванна.
— Зачем? Пусть умрет мой враг и плачет его жена! Пойду... Ты не ходи, не люблю, когда женщина идет за мужчиной. Стыдно это у нас! Очень скоро я вернусь. Понимаешь, война вот-вот кончится, а я сижу дома! Ну, до свиданья!
Иванна кивнула головой. У порога он оглянулся, помахал ей и выскочил во двор.
Когда он уехал, пришли соседки и, узнав, куда уехал Бабу, разнесли весть по селу. Вскоре собрались мужчины. Все в один голос сказали, что Бабу — настоящий гайдук,
Но Иванна не слышала их разговоров: она лежала на спине и громко стонала. Возле нее суетились женщины, многозначительно переглядываясь: боялись, не разродилась бы она преждевременно. Они, как могли, успокаивали ее.
2
— Ну, как прикажешь мне поступить с тобой, батенька? — генерал Скобелев слегка картавил.— Помню тебя в деле под Ловчей, не забыл, как ты приволок турка... Герой ты, знаю, а взять в отряд не могу, батенька! Списан ты из строевой...— но достаточно ему было взглянуть на Бабу, как он понял, что делается у того на душе, и он переменил тон.— Мда! Задал ты мне головоломку, однако.
Бабу по-прежнему стоял перед генералом, не меняя позы, в положении «Смирно!» и ел глазами начальство. Ох, как он был уверен, что Скобелев оставит его при себе. А получилось, что даже белый генерал не может помочь ему...
В двух шагах стояли Гайтов и Хоранов. Они обрадовались неожиданной встрече и тоже просили генерала оставить их товарища при штабе. С какой надеждой боевые друзья Бабу смотрели на генерала.
— Нет, не могу... А ты, батенька, чудак! Поезжай
домой, ведь ждут тебя! — генерал теребил пышную бороду.
— Здесь хочу, ваше высокоблагородие!— отчеканил Бабу.
Генерал досадливо махнул рукой, поднялся со своего места, подошел к охотнику, подержал его за брелок на поясном ремне.
— Ступай, батенька, ступай...
Повернувшись, Бабу прошел к выходу, придерживая шашку. За ним проследовал Хоранов. Он увлек товарища в палатку, в которой жили порученцы генерала.
— Не огорчайся... Если Скобелев отказал, значит, никто тебе не поможет. Садись, сейчас придет Байтов... Ну, рассказывай, как ты там жил,— Хоранов усадил Бабу на походную кровать, а сам устроился на седле.— Скучал без дела? Эх, а тут были бои... Ну и злой народ турки.
— Как там в дивизионе? Фацбая давно не видел...
— Фацбая ранило, уехал он домой... Он, наверное,
уже женился. Ему повезло: получил два Георгия... Многие уже не попадут домой.— Хоранов опустил голову.— Поредели сотни...
Сложив на коленях руки ладонями кверху, Бабу проговорил:
— Царство им небесное! Пусть они попадут в рай...
В палатку просунулась голова денщика. Он вначале посмотрел с явным интересом на Бабу, потом подмигнул Хоранову.
— Его высокоблагородие велели накормить урядника.
— Генерал еще в штабе? — спросил Бабу, думая
— А кто его знает... Мое дело телячье. Велели — вот. и побег я до вас,— денщик поставил прямо на землю котелок, и в палатке запахло горячей овсяной кашей.
Потом он отстегнул от пояса флягу и тоже положил на землю рядом с котелком.
— Откушайте, ваше благородие,— денщик уселся в дверях, спиной к Бабу и занялся своим развалившимся сапогом; стянул его, стал рассматривать.
Хоранов взял с земли флягу, открыв, подал ее Бабу со словами:
— Возьми, здесь ты старший.
Но Бабу молчал, и Хоранов настойчиво повторил:
— Скажи угодные богу слова! Пусть твоя молитва дойдет до него и убережет он наших людей.... Эх-хе, осталось нас немного.
Не отрывая взгляда от земли, урядник протянул руку, и Хоранов вложил в нее флягу. Бабу не сразу произнес тост. Прежде подумал о Знауре, вспомнил сотню, друзей... Стало горько на душе.
— Царство небесное погибшим! Кто же из наших братьев остался в живых, пусть увидят родные горы!
Всего один небольшой глоток сделал он и тут же вернул флягу.
Опустив на колено руку с флягой, Хоранов задумался. Свободной рукой он провел по пышным усам. Густые брови нависли над большими черными глазами.
— Да услышит бог твою молитву и не оставит он нас без своего внимания! — Хоранов тоже сделал всего один глоток, воткнул деревянную пробку в широкое горлышко и бросил флягу на кровать.
— Обидел меня белый генерал,— нарушил молчание Бабу... Эх, как надеялся я на него. Нет, не вернусь я домой! К русским уйду...
— Не противься судьбе, видно, так угодно богу... Сотенный Зембатов рассчитался с тобой?
— Не верю ему... Может, и утаил что, кто его знает, не буду же я его проверять. Эх, Созрыко, все равно мое сердце в дивизионе... Прощай, поеду!
Удивленный такому решению товарища, Хоранов откинулся назад, уставился на Бабу и не сразу нашел, что сказать ему.
— Нечего мне делать у тебя. Ждать, пока выгонят, как собаку?
Встал Хоранов, развел руками, снова сел.
— Дождался бы завтрашнего дня... Останься, отдохни.
— Не устал я...
... Далеко позади остался штаб отряда генерала Скобелева. Впереди заснеженная даль; она убегает к Балканам.
Конь йод Бабу шел резво. Но куда он держит путь? Ему же надо в обратную сторону. Развернуть коня? Но впереди же позиции...
Переночевав в деревне у старика-болгарина, Бабу выехал на дорогу, которая вела к Шипке. Он много слышал о тяжелых боях защитников высоты и не мог понять, почему нужно удерживать ее ценой многих жизней.
Сулейман-паша предпринял несколько отчаянных попыток перевалить Балканы у Шипки. Его аскеры дрались не щадя себя. Но вынуждены были довольствоваться неудачами, оставляя на поле брани сотни убитых...