За Дунаем
Шрифт:
Засунув руку за пазуху, Бза произнес несколько торжественно:
— Старшие долго советовались между собой... Они решили далеко не ходйтъ. Разве сестра Бекмурзы не могла бы породнить Каруаевых и Кониевых? Как ты думаешь, Знаур? — старик впервые обратился к нему, как равный к равному.
Он встал, положил руку на рукоятку кинжала, а правую с палкой отвел в сторону.
— Твое слово, Бза, для меня — слово отца,— ответил племянник.
Знаур слышал, как мать облегченно вздохнула. Такой ответ пришелся по душе и старику.
3
Петр не
— Тсс! Чему радуешься?
Петр тяжело поднялся, посмотрел в сторону Балкан: они возвышались черной сплошной стеной. Где-то там, в горах, — сын. Соскучился по нему Петр, изболелась душа в вечной тревоге за сына. Вечер был прохладный, и, почувствовав озноб, старик вернулся в дом, улегся на прежнее место и закрыл глаза в надежде уснуть. Изредка коротко стонала во сне больная мать. А дочь спала у него под боком, положив обе руки под голову. Он прислушался к ее ровному дыханию, и сердце залила нежность и боль. Выросла Иванна без материнской ласки, и кто знает, что еще ждет ее в жизни.
Петр укрылся с головой, вздыхал, до боли зажмурив глаза, но сон не шел. Наконец, обозлившись, он вытянулся на спине, сложил руки на животе и задумался. Теперь его мысли были с сыном. Собственно, отец никогда не переставал думать о нем. Даже во сне не расставался с ним. Ничего, что Христо ходил в воеводах. Все равно сын для Петра оставался мальчиком, за которым нужен хороший присмотр. «Эх, где моя молодость? Пролетела, словно ее и не было...
Будь у меня больше сил, ушел бы в горы к гайдукам,— Петр почесал пятерней за ухом и в который раз повернулся на левый бок, просунув руки между коленями.— Ушел бы... А на кого мне оставить дочь? Будь бы у Христо брат, не беспокоился бы я так о них».
Яростно залаял пес. Видно, пришел кто-то чужой. Пес так кидался еще на турок, которых уж очень ненавидел хозяин.
Затем раздался настойчивый стук в дверь. Шум на дворе прервал невеселые думы Петра, и он затаил дыхание. Иванна беспокойно заерзала во сне, и отец положил ей на голову теплую руку. Кто-то обошел вокруг дома, и Петр увидел в маленьком окне тень. Пес продолжал лаять. Снаружи нетерпеливо пробарабанили по стеклу. Проснулась старуха и позвала сына;
— Петр? Выйди, кто-то стучит.
— Тсс!
— Это свой человек, сын.
— Откуда тебе знать,— прошептал Петр.
— Турки врываются в дом, а этот просится к нам. Иди!
Старик откинул одеяло, стащил с тюфяка ноги на холодный пол и, поеживаясь, уперся дрожащей рукой в колено.
— Иванна,— позвал Петр шепотом, чтобы успокоить себя, но дочь спала.
Ему стало жутко оттого, что он не знает, кто за дверью. Пугала неизвестность, хотя он понял, что к ним явился не враг. Но кто? Может, болгарин бежал из тюрьмы и спасается от преследования турок, а Петр медлит открыть ему? Но у него не было сил встать, а за дверью -ждал человек, и проклятый пес не умолкал. Чего доброго на лай поднимется все
— Ты еще здесь? — спросила мать.
Старик дышал открытым ртом.
— Ангел,— позвали со двора.
Что он слышит? Так звали его в детстве, и об этом знают только Христо и дочь.
Это, наконец, вывело Петра из оцепенения, и он вскочил, будучи не в силах, однако, сдержать волнение.
— Сейчас, подожди... Не уходи! — прошептал он.
Чертыхаясь, Петр шаркал ногами по глиняному полу, но куда-то запропастились царвули. «Кто бы это мог быть?» — подумал старик и, плюнув в сердцах, прошлепал босыми ногами к выходу. Дверь распахнулась, и не успел Цетр произнести ни слова, как перед ним вырос незнакомый человек.
— Кто в доме? — нетерпеливо спросил он хозяина, заглядывая вовнутрь.— Почему ты не открыл сразу?
Петр снова растерялся и не знал, что ответить. Из-за облаков выглянула луна и тут же спряталась. Но этого мига гостю было достаточно, чтобы заметить замешательство хозяина, и он отступил от двери. Настороженно глядя на старика, он едва различал в темноте его лицо:
— Молчишь?
В эту минуту Петр подумал о Христо и обрел дар речи.
— Увидел тебя и вспомнил о сыне... Может, он тоже сейчас стучится к кому-нибудь в дом? .Чего ты стоишь? Не бойся! Я бы тебя не впустил в дом, но ты назвал мое имя. Тебе ничего не угрожает у меня, входи,— старик цыкнул на пса, и тот умолк.
Ночной гость проскользнул мимо хозяина. Плотно прикрыв дверь, Петр постоял, прислушиваясь к шорохам за дверью, и только потом задвинул щеколду. Подумал и еще накинул крючок. Гость тем временем стоял рядом, и старик чувствовал его горячее дыхание на своем затылке.
— Добрые люди в такое время спят,— нарушил молчание хозяин и пригласил незнакомца к затухшему камину, разгреб тлеющие угли.— Теперь опасно бродить по ночам.
— А когда было не опасно? Опасно... Болгарина могут убить и в доме.
— Да, это так,— согласился Петр, он догадался, откуда пожаловал гость, но устыдился спросить сразу о Христо.
А потом действительно ли он тот, за которого его принимает Петр?
Старик не раз слышал о предателях. Под видом гайдуков они являлись в дома соотечественников, выпытывали у них о лесных жителях и о тех, кто им помогал продуктами, а потом доносили жандармам. К счастью, таких среди болгар не так уж много, но все же приходилось быть осторожным. А особенно ему, Петру. Ведь его сын бежал из крепости, был в Румынии, а затем участвовал в Апрельском восстании.1
В душе Петр был рад незнакомцу, надеясь узнать от него о сыне. Невысокого роста, щупленький, гость походил на мальчика-подростка. Хозяин показал ему на низенький стул, который смастерил, когда только родился Христо. Но гость опустился на пол, откинувшись назад, вытянул перед собой ноги и устало вздохнул. Петр сел рядом, поджав под себя ноги.
— Оттуда я пришел, дядя Петр...
У старика дрогнула рука. Он чуть не крикнул: «Скажи, а как там сын?» Петр готов был вскочить и обнять гайдука, но снова вспомнил о предателях и сдержался.